Том 1

— Обязательно! — продолжал секретарь. — Я же не договорил. На стоянке каждой бригады сделать стенд. Диаграммы: выработка, простои, расход горючего. Но выработка еще не самое главное — какой урожай дала эта бригада колхозу? Экспонаты, образцы урожая за прошлый год. Прямо выставить снопы пшеницы, ячменя, овса. Где-то будут вот такие снопы, рукой до колоса не достать, а где-то и поменьше. Пусть люди смотрят, сравнивают, критикуют.

— Это будет очень хорошо, если так сделаем, — сказал председатель райисполкома. — Только вот еще что — речей бы поменьше. Знаешь, сколько ты сегодня говорил? Почти два часа. Утомительно. Народ, не привыкший к заседаниям, духота, разморило их в помещении, спят. Надо бы как-то короче, праздничнее.

— Да, доклад я построил неудачно, не учел особенностей сегодняшнего собрания. Нужно короче и торжественнее — согласен. А директорам МТС просто нужно огласить свои приказы к этому дню: итоги соревнования, премирование лучших механизаторов. Больше надо оставить времени для самодеятельности, гулянья. Артистов, может быть, не только своих организуем. В Москву напишем. Из Большого театра, может, пришлют к нам бригаду на «День тракториста»? Лиха беда — начало. А в общем ничего, товарищи. Удался праздник. Но в другой раз сделаем лучше!

1952

Без роду, без племени

Этих людей можно встретить на железнодорожных станциях, на речных пристанях, на перекрестках всякого рода путей сообщения.

— Куда едете, гражданин?

— В Белоречку пробираюсь. В станицу Белореченскую.

— Откуда?

— Из Саратовской области.

— Зачем приехали на Кубань?

— В колхоз какой-нибудь подамся… Недород, милый, хлебушка мало получили.

Спросишь другого, заказывающего билеты в обратном направлении.

— А вы куда?

— В Курск. Домой.

— Не понравилось здесь?

— Нет.

— Почему?

— Да что ж, от чего убегал, от того как раз и не убег. Сказывали — Кубань такой край, где никогда неурожаю не бывает, а оно и здесь то ж случилось… В колхозе был я тут в одном. Вспахали, посеяли, все благополучно, росло хорошо, — откуда ни возьмись, черепашка эта самая, начала подъедать, повредила посевы… А у нас нынче, в нашем колхозе, пишут мне, урожай сильный на все. И на зерно и на овощи. По пяти килограммов пшенички на трудодень дают. Вот какая история…

— Значит — обратно?

— Обратно…

Из дальнейшего разговора выясняется, что это у него уже не первый рейс туда-сюда. Он бывал на юге и в других местах, бывал на Дону, на Украине, оттуда тоже возвращался в Курскую область, теперь вот приехал на Кубань, но опять неудачно.

Таких непоседливых искателей богатого трудодня называют в станицах «колхозники до первого градобоя». Сами они именуют себя обычно переселенцами, хотя их кочевье по стране ничего не имеет общего с тем переселением, которое поощряется у нас и необходимо для полного освоения наших природных богатств. Едут они, не считаясь ни с какими государственными планами переселения, по своему маршруту, и не задерживаются долго на одном месте. Есть люди, сделавшие переезды с места на место, из колхоза в колхоз своего рода профессией, доходной и не особенно трудной, если не считать дорожных неудобств. Есть побуждаемые к «эмиграции» с родины причинами иного порядка.

Вот несколько типов таких «переселенцев»-перебежчиков, встречавшихся мне на Кубани.

Вокзал станции Армавир. Время — ранняя весна, на улицах под заборами лежит клочьями снег, грязный, мокрый, дует сырой ветер, холодно, а в вокзале — духота от большого скопления пассажиров.

В углу зала ожидания расположилась семья: муж, жена, четверо детей. Едут, видимо, издалека, с севера. На нем меховая куртка, сапоги из оленьей шкуры, расшитые по голенищам узорами. На детях и на жене — сибирские валенки-чесанки, каких не умеют делать на юге, мягкие и плотные, не пропускающие воду. Расположились они по-домашнему. Жена, чернобровая, высокая женщина с желтым, усталым лицом, принесла выстиранные на перроне под краном детские пеленки, развесила их сушить на батареях парового отопления. Старшие девочки, привязав пустой мешок одним концом за трубу отопления, другим за ручку поставленного стоймя тяжелого чемодана, сделали из него подвесную люльку, укачивают истомившегося в вокзальной духоте маленького ребенка. Мальчик лет трех возит по полу между узлами и чемоданами привязанную за нитку коробку из-под папирос.