Том 1

— Хорошо! Вот когда всего этого заведете побольше, тогда можно будет вам и о первенстве поспорить. А пока не волнуйтесь и не расстраивайте зря нервы. Вот так… А насчет вашего полеводства я, товарищи, тоже хотел поговорить. В нынешнем году урожай хороший, но не думайте, что у вас так уж крепко дело поставлено. Мы сегодня были во всех бригадах, с бригадирами беседовали. Проверяли, как полагается, как нас недавно колхоз «Коминтерн» проверял. Спрашивают коминтерновцы наших колхозников: «Кто такой был Тимирязев? Кто был Вильямс? В чем их учение заключается?» А что вы думаете? Вспахать только без огрехов да посеять в срок — этой агротехнике уже десять тысяч лет. Пора по-настоящему браться за науку. Я скажу, не хвалясь: у нас это крепко налажено. Я как заведующий агролабораторией сам закручиваю учебой, собираю людей, агронома приглашаю. Четыре раза в неделю занятия. Ходят все в порядке дисциплины: и бригадиры и члены правления. Никаких никому льгот ни по семейному положению, ни по старости. Сидим за партой, как детишки: тетрадочки, карандашики. А у вас, проверили мы, — плохи дела! Агролабораторию вашу мыши съели, от экспонатов одни пеньки остались. И заведующего, может, съели бы, так его нету — услали в горы лес заготавливать. Нашли работенку по специальности! Ну, раз агролаборатория не работает, значит, и учебы никакой. Думали, может, сами люди читают, интересуются, взяли на выдержку несколько человек — ни в зуб ногой, извиняйте за выражение. Вот товарищ Елкин такого нам упорол, что животы порвали было со смеху. «Дарвин, говорит, это главнокомандующий французской армией».

— Да неверно же! — вскакивает Елкин. — Не говорил я этого!

Теперь Елкина успокаивают в свою очередь колхозники:

— Порядок, Семен Трофимович! Не перебивай докладчика.

— Ты же председатель собрания!

— Сам нарушаешь!

— Терпи! — кричит ему Дядюшкин. — Терпи!

— Да как же стерпишь, ежели напрасно? Не говорил я про главнокомандующего.

— Прошу прощения, ошибся, — извиняется Капитон Иванович. — Насчет главнокомандующего это бригадир Душкин сморозил… Плохо, плохо, товарищи! Гляжу вот я на тебя, товарищ Елкин, и думаю: нет из тебя никакого движения, — почему так? Каким помню я тебя с начала коллективизации, таким ты и остался. И кепка на тебе та же самая, которую носил, когда мы лошадей обобществляли в станичном гиганте. Помнишь, как тебя бабы возле мельницы терзали, сапоги в колодец забросили, а кепку в яме с мазутом утопили? Ты ее после в керосине вымачивал, она тогда еще новенькая была… Как ты, товарищ Елкин, в то время руководил бригадой? Наряды давал, конюхов по ночам проверял, тяпки полольщикам точил. А сейчас как руководишь? Тяпки точишь, наряды даешь — то же самое. Неужели за десять лет ничего нового не прибавилось? А агротехника? Иль тебя это не касается? Неверное рассуждение! У Душкина в бригаде еще хуже — ни одного гектара не удобрили! У нас же, товарищи, на будущий год половина всей посевной площади пойдет по удобрениям. Вот, выходит, и тут вам до первенства далеко. Триста гектаров озимки посеяли — наперекрест. А вы — ничего. Может, и слыхали об ефремовском агрокомплексе, — слыхали, конечно, не может быть, чтоб вас не коснулось, — но не придали значения. Поговорили, тем дело и кончилось, а применить на практике не рискнули. Никуда это не годится!

Елкин ерзает на стуле.

— Что ж ты равняешь, Капитон Иваныч? — говорит он, жалко улыбаясь. — Вы — в станице, а наше дело хуторское. Живешь тут, в глуши, бык быком, и уши холодные.

— Ты не прибедняйся, товарищ Елкин! При чем тут хутор? Можно и в станице запустить себя хуже, чем на хуторе. Тут другое… Я скажу прямо, ты только не возьми в обиду. Вот пришел ты сегодня на собрание, в общественное место, а на что ты похож? В дегте весь, будто подолом трактор обтирал, небритый, рубаху распустил. Еще хвалитесь — шесть килограммов! Куда ж вы их деваете? А посмотри на нашего бригадира Андрея Савельича. Видал, какой джигит? Почему бы и тебе не так? Не любишь казачью форму — надень галстук, пиджачок. Ах ты ж, товарищ Елкин-Палкин! В этом культура тоже проявляется! Поверь моему слову: сейчас у тебя в бригаде урожай неплохой, а уберешь рубаху в штаны да скинешь вот эту цилиндру телячью, еще лучший урожай будет!

Смущенный Елкин снимает свою «меховую» кепку, вся тулья которой от давности облезла, вытерлась, как бок у чесоточной овцы, и, повертев ее в руках, кидает под стол.

В клубе дрожат стекла от хохота.

— …Ну, что вам, товарищи, еще сказать? Значит, самое больное место у вас — культура. Нажать надо на это дело обязательно.

— В следующий раз приедете — все бригадиры при галстуках будут, — говорит, улыбаясь, Дядюшкин. — За свой счет куплю. И обяжем решением правления носить. Как в армии — приказом по гарнизону.