Целый час перечислял, что было в магазинах и сколько стоило. «И как же, говорит, мы дорожили этим добром? Да так: забежишь, бывало, в магазин мимоходом, ну, сколько там нужно для закуски к обеду — возьмешь по сто грамм того-сего: заверните, пожалуйста, — больше бумаги пойдет на обертку, чем товару взял, — четвертушку водки сунешь в карман, на кондитерские изделия и не смотришь — детская еда, баловство, мелочь. Продавец набивается: может, халвы отвесить полкилограммчика? Ореховая, свежая, только что получена. А ну ее, зубы портить… Э-эх! Чего ж я, говорит, идиот, не брал это все пудами? Знал бы, что случится впереди, что, может, не раньше как через десять лет вернется такая жизнь, не пожалел бы и зубов, искусственные бы вставил, ел бы и пил, как верблюд, про запас». Горюет человек, прямо будто преступление совершил тем, что не доел, не допил в мирное время.
Я его стал утешать: «Ничего, говорю, Макар Иванович, мы еще свое возьмем. Не через десять лет — раньше затрещат полки в магазинах. Даже больше будет всяких продуктов и дешевле будут стоить». — «А я, говорит, этого, товарищ капитан, не требую. Куда еще дешевле! Пусть восстановится так, как было. Хорошо было и так. Не надо дешевле. Я мечтаю, товарищ капитан, чтобы с этим аппетитом, какой на фронте у меня развился, дожить до старого, как было до войны, а дешевле мне не надо». И продолжает опять: «А пирожки какие продавал у нас мясокомбинат, с печенкой, по тридцать пять копеек штука! А пельмени сибирские в замороженном виде — два пятьдесят килограмм!..» Раздразнил меня своими воспоминаниями так, что и у меня душа загорелась. Пришел в комендантский взвод на кухню, а там опять беда: у старшины прямое попадание в повозку с дополнительным пайком, одна каша на ужин… Короче сказать, вашему Крапивке хочется, чтобы все вернулось в точности по-старому, как было до войны: три пятнадцать, ни на копейку больше, ни на копейку меньше.
Петренко посмеялся и сказал:
— О Крапивке тоже можно приписать где-нибудь. Семен Карпович шутку любит. Это он обязательно прочитает всем.
…Не один Спивак с Петренко думали о будущей жизни, о возможной скорой перемене профессии и о встрече после войны со старыми товарищами по работе.
Командир полка, ростовчанин по происхождению, майор Горюнов, старый вояка, участник гражданской войны, узнав, что его агитатор и командир второго батальона пишут какое-то большое письмо на родину, сказал однажды за обедом в своей палатке, положив руку на плечо Спиваку:
— Вот я иногда думаю, агитатор: как у нас в Ростове-на-Дону вокзал будут восстанавливать? Кто бывал в Ростове, товарищи офицеры? Знаете наш привокзальный район? Есть там у нас такой изъян в уличном движении — пробка возле вокзала из-за железнодорожной ветки, которая прямо через улицу проходит. Едешь на вокзал с багажом в троллейбусе, торопишься к поезду, поглядываешь на часы, времени остается считанные минуты, вдруг — стоит товарный поперек дороги. Конец, приехали. Либо сиди, жди его, черта, пока он тронется, либо шагай с багажом полкилометра до вокзала — и в том и в другом случае опоздаешь к поезду. Так вот, я думаю: когда ростовские архитекторы будут восстанавливать вокзал и привокзальный район, неужели все по-старому сделают? Неужели не сообразят что-нибудь передвинуть, переставить, путь куда-нибудь в сторону отвести или вокзал на другом месте построить? А?
— Думаю, что сообразят, товарищ майор, — сказал Спивак.
— А кроме вокзала, Илья Трофимович, ничего больше не нужно у вас в Ростове передвинуть на другое место? — спросил, усмехнувшись, заместитель командира полка по политчасти майор Костромин, бывший инструктор сельскохозяйственного отдела Калининского обкома партии. — Я был у вас в сороковом году, останавливался на несколько дней, едучи на Черноморье, в санаторий. Помню, впечатление от Ростова осталось у меня не совсем отрадное. Ожидал большего. Юг, Дон, житница России, думал: там все пристани и базары завалены арбузами, фруктами. Еще в пути пояс расстегнул на ваши овощи и фрукты. А особенного изобилия не увидел. Не объелся арбузами. Так себе, как и везде, не больше овощей, чем у нас, на севере. И цены были почти такие же. А в войну пришлось мне весь Дон исходить вокруг Ростова, и видел сам, какие чудесные там угодья, какие займища в низовьях Дона не разработаны, тут же рядом, вблизи города. Тысячи гектаров плодороднейшей земли пустуют. Осушить их, обваловать, и там бы все родило: и картофель, и помидоры, и бахчи, десять таких городов, как Ростов, можно накормить. Неповоротливые у вас, видимо, мелиораторы в областных организациях.
— Черт его знает, я сельского хозяйства не касался, не занимался этим делом, не знаю. Я в облвоенкомате работал до войны. Но помню, что жинка тоже не в восторге была от наших базаров, совершенно верно. Если я на свои семьсот рублей не ел летом вволю яблок и винограда, то моя машинистка на двести пятьдесят и подавно на оскомину не жаловалась.