Том 1

— Глубокоуважаемый отец епископ господин Накада почтил нас своим присутствием весьма на короткое время, — сказал Якуяма. — Я выражу общее желание… Он поклонился старику. — Прошу высказать ваше толкование о поднятии головы дьяволами.

— Я хочу высказать свое понимание сегодняшней встречи, — скромно ответил епископ. — Причины того, что…

— Пожалуйста, пожалуйста, ваше преосвященство, будьте добры, — ободрил Шпильман, разливая вторую бутылку.

Накада очень хорошо, хотя как-то игрушечно, механически, заговорил по-русски, но скоро разошелся, любезно взглядывая на Павла.

— Мы часто слышим, — говорил он, — такое толкование, что ангел, «восходящий от востока солнца», упоминаемый в стихе втором «Книги Откровения», означает японскую нацию. Я горел желанием узнать, действительно ли это относится к Японии, и уверенно могу сказать, что недалек тот день, когда пророчество сбудется именно в таком смысле. У пророка Иеремии мы читаем, что его народ, то есть избранный народ божий, будет призван из страны Востока. Так было предсказано за две тысячи лет, и, конечно, не означает какую-то тысячу евреев, находящихся в Биробиджане, а означает нас, японцев. Вспомним пророка Исаию: «Кто воздвиг от Востока мужа правды, призвал его следовать за собой, предал ему народы и покорял царей?» А в разделе сорок шестом, стих одиннадцатый: «Я воззвал орла от Востока, из дальней страны, исполнителя определения моего. Я сказал и приведу это в исполнение, предначертал и сделаю». Слово «Восток» в обоих случаях употреблено здесь как «мизрахо», что по-еврейски означает страну Восходящего Солнца…

— Мгм, весьма возможно, что орел указывает на то, что народ для своего выступления воспользуется аэропланами, — невежливо вставил Павел.

Накада тотчас обернулся к нему с протестующими жестами.

— Он поднимается на помощь народу, угнетенному антихристом, — строго сказал он, опуская шутку об аэропланах. — Горе мне, если я говорю об этом из чувства расового предубеждения или национальной гордости. Нет, нет. Я хочу сказать одно мнение: пора осознать, чего хочет от нас господь. Пора быть достойными его призвания.

После речи Накады решили подойти к столу. Епископ вскорости отбыл, за ним последовал Павел. Стало свободнее. Торнау, чтобы начать разговор, спросил, нет ли новостей из России.

— Вы, честное слово, явно преувеличиваете мою осведомленность, — улыбаясь и кивая туловищем взад и вперед, будто он задыхался от смеха, сказал капитан Якуяма. — В конце концов мы интересуемся Россией, поскольку она интересует вас.

Он явно издевался над русскими и не желал говорить первым.

Всего этого не рассказывал Шарапов, но Мурусима и без него отлично умел представить себе живописную картину происходившего. Ему нужна была лишь легкая ориентировка, он был опытным человеком.

— Тогда, повидимому, бросили говорить о высокой Политике и заговорили о делах маньчжурских? — сказал он Шарапову.

— Да, заговорили о «Братстве» и вообще, как теперь строить дела в связи с японской экспансией…

— В связи, с чем? — удивленно переспросил Мурусима.

— Ну, да вы же понимаете… Вы не обрывайте меня, Матвей Матвеевич. Заговорили о партизанах. «Маньчжурские коммунисты плохо знают решения своего Коминтерна, — сказал Якуяма. — Подводя итоги яванскому восстанию двадцать шестого года, Коминтерн остался им недоволен. Вместо того чтобы сделать вооруженное выступление решающим пунктом всеобщей забастовки и крестьянского восстания, Коминтерн…»

— Это безусловно ошибка яванцев, — перебил Мурусима, — капитан Якуяма, наверно, сравнивает их с маньчжурскими коммунистами… Продолжайте дальше.

— «Я очень удивлен, что вы знаете что-то о Коминтерне», — сказал тогда барон капитану. «О, да. У вас, в Китае, слишком часто удивляются», — ответил капитан…

— Ну, в общем мне ясно, что произошло, — опять перебил проходчика Мурусима. — Охарактеризуйте мне этого Шельмана… или как его?.. Шпильмана. Кто он?

— Чорт его знает, — ответил Шарапов, — говорит, что из царских садовников… года до двадцать шестого жил в Сибири, у красных. Напился, сукин сын, здорово, до хамства. «Бросьте, говорит, эти крендели-бандели. Хотите с большевиками воевать, а у самих душа от страха в носок завернута. Клади, говорит, душу на стол, показывай морских чертей».

— Мгм… странное поведение. Не провокатор? — с интересом спросил Мурусима.

— Не думаю.

— Нахален, как провокатор… Ну-ка, дальше.

— Ну, напился, как чорт. «Продаю, кричит, себя целиком, покупай, кто хочет! Принимаю; кричит, заказы. Я, говорит, на Дальнем Востоке туз пик. Во Владивостоке три комнаты с кухней, жена, мебель. Заходите, когда свободны».

— Слушайте, Шарапов, это очень ловкий человек.

— Да нет, дурак он. Химически чистый дурак. Я ему говорю, что скоро буду во Владивостоке, — передать, мол, привет жене? «А-а, адреса хочешь? — кричит. Говори цену. Дам».

— Вы, конечно, не взяли?

— Взял. Почему нет?

— Ошибка, — строго и мрачно заметил Мурусима. — Ну, дальше.