Том 1

Главная улица, прорезавшая весь город, обычно полная народа, теперь была пустынна. Кое-где шли одинокие жители, прижимаясь к стенам. Несколько лавок было открыто, и возле них толпились македонцы. Они принесли большие узлы, и важные купцы[241] невозмутимо разворачивали цветные одежды, шерстяные плащи, длинные покрывала и складывали их в кучи.

Купцы платили за эти награбленные вещи серебряными и бронзовыми монетами.

— Хочешь, дам один дарик?

— Один дарик за пять одежд? Да каждая хламида стоит четыре дарика! — кричали воины.

— Не хочешь, бери назад. У меня так много одежд, что я больше не могу покупать. Да вдобавок твои одежды в кровяных пятнах. Кто теперь их купит у меня?

В середине города, около ворот цитадели, на каменных выступах сидели часовые и метали кости. Спитамен заметил, что македонский гарнизон был незначителен — всего было, может быть, две-три сотни пеших и конных. Вся македонская армия двинулась дальше на восток грабить другие согдские города.

От цитадели дорога шла по мосту через глубокий ров, огибавший полукругом старые стены. Дальше начиналась самая густонаселенная часть города, где уже садов почти не было, а плоские крыши домиков лепились одна над другой бесконечной лестницей. Половина домов была разрушена пожарами, вспыхнувшими во время разгрома Мараканды македонцами, и в разных местах обугленные пепелища еще дымились. Обезумевшие старухи и истощенные дети бродили среди развалин, рылись в мусоре, отыскивая себе еду и вытаскивая обгорелые тряпки.

Спитамен прошел через пустынную теперь торговую часть и зашел в переулок, где жил его друг философ Цен Цзы. Дом был пуст, вместо амбаров с товарами торчали покосившиеся черные столбы. Старый слуга-индус испуганно выглянул из погреба и, узнав Спитамена, подбежал и припал к его груди.

— И ты тоже в горе, — сказал, всхлипывая, старик, указывая на дощечку, висевшую под ухом охотника.

— Это еще полгоря, — ответил беспечно Спитамен. — А где твой мудрый учитель?

— Не знаю, — ответил слуга. — Когда грабители пришли на нашу улицу, учитель подвязал сандалии, взял посох и пошел из города. Назад он не вернулся, и я не знаю, жив ли он.

Спитамен зашел в сад, где на подстриженных деревьях листья сморщились, охваченные жаром пылавших зданий. В бассейне часть красных рыбок всплыла белыми брюшками кверху. Беседка была разрушена, и только каменная статуя Будды по-прежнему кривилась насмешливой гримасой.

Мальчик, следовавший за Спитаменом, держась за подол его плаща, подобрал несколько разбросанных по дорожке пергаментных листков, написанных рукой Цен Цзы. Спитамен бережно сложил их и спрятал за пазуху. Через пролом в стене охотник и мальчик пробрались в брошенные сады и затем вышли на окраину города, где начинались песчаные холмы.

Там Спитамена дожидалась группа всадников. На них были оборванные одежды, но все имели хорошие копья, луки и секиры.

— Яваны сейчас расползлись по городу, как клопы, ничего не стоит перехватать их живьем. Мы должны пробраться на главную площадь и отрезать яванам путь в крепость. Где главный отряд?

— За холмом, в камышах Золотоносной реки.

— Вызывайте его — яваны ничего не ожидают.

— Спитамен, что у тебя за новая серьга в ухе? — смеялись всадники.

— Это мне награда за знание греческого языка. — Спитамен сел на подведенного ему высокого рыжего коня, надел пояс с мечом и взял в руки копье. — Кукей, возьми к себе на коня этого мальчика. Из него вырастет хороший защитник крестьян.

Из-за холма показалась вереница товарищей Спитамена и через проломы в стене быстро понеслась в город.

ПОСЛЕ БИТВЫ

Будакен очнулся. Было темно. Что-то навалилось на него, ноги невыносимо болели, и он не мог пошевелить ими. Рук он не чувствовал. Только глаза видели, что в ногах поперек него лежит большая туша. Над ней темнеет небо. В небе, мерцая, переливаются звезды.

Будакен приподымает голову, через силу поворачивает ее и снова опускает на камень.

Теперь его взор охватывает равнину, упирающуюся в горы. Неясные клочья тумана плывут и отделяются от земли. Луна выбирается из дымчатой паутины и катится по черно-синему небу, как голова, срезанная ударом меча.

Что за туша лежит в его ногах? Теперь он различает круп коня; одна нога с подогнутым копытом уперлась в небо. Нога коня начинает шевелиться и раскачиваться, и вся туша дергается.

Будакен издает хриплый стон. Послышалось ворчание, шорох и царапанье когтей.

Но где же люди? Куда они отхлынули? Их были тысячи — саков и этих надменных яванов, одетых в панцири, непроницаемые для скифских стрел.

Будакен оглядывается. Туманы отрываются от равнины и плывут по небу. Движутся черные тени: они пробираются гуськом, бесшумные, одна за другой, уткнув острые носы в землю. Это волки. Они собираются стаями и крадутся следом за саками, когда те выступают в поход.

Не они ли были сейчас здесь? Но почему бессильны руки? Звери могут изгрызть лицо Будакена: он не в силах, как раньше, задушить их своей могучей хваткой…