Том 1

— призванию в силу «случайности избрания». Как будто избрание, сознательный продукт доверия со стороны граждан, не стоит в совсем иной необходимой связи с политической целью, чем физическая случайность рождения. С высот своего политического спиритуализма Гегель везде опускается до грубейшего материализма. На вершинах политического государства именно рождение делает-де определённых индивидов воплощениями высших государственных задач. Высшие государственные функции совпадают в силу рождения с индивидами, — подобно тому как для животного его место, его характер, его образ жизни и т. п. являются чем-то непосредственно прирождённым. Государство в своих высших функциях получает своего рода зоологическую действительность. Природа мстит Гегелю за проявленное к ней презрение. Если материя, по конструкции Гегеля, сама по себе, помимо человеческой воли, есть ничто, то здесь человеческая воля есть ничто помимо материи.

Ложное тождество, фрагментарное, спорадическое тождество между природой и духом, между телом и душой представляется в качестве воплощения. Так как рождение даёт человеку лишь индивидуальное бытие и прежде всего даёт ему жизнь лишь как природному индивиду, государственные же определения, как законодательная власть и т. д., являются социальными продуктами, детищами общества, а не порождениями природного индивида, — то непосредственное тождество, неопосредствованное совпадение между рождением индивида и индивидом в качестве индивидуализации определённого социального положения, определённой социальной функции и т. д., представляется чем-то поразительным, чудом. В этой системе природа непосредственно производит королей, непосредственно производит пэров и т. д., подобно тому как она производит глаза и носы. Поразительным образом эта система выдаёт за непосредственный продукт физического рода то, что является лишь продуктом рода, обладающего самосознанием. Я являюсь человеком в силу рождения, независимо от общественного признания, пэром же или королём от рождения я являюсь лишь в силу общего признания. Лишь признание делает рождение этого человека рождением короля; следовательно, королём делает человека не рождение, а признание его таковым. Если рождение, в отличие от всех других определении, непосредственно даёт человеку определённое общественное положение, то это значит, что тело человека делает его носителем данной, определённой социальной функции. Его тело оказывается его социальным правом. В этой системе телесное достоинство человека, или достоинство человеческого тела (в более развёрнутом виде это можно было бы выразить так: достоинство физического, природного элемента государства), выступает в такой форме, что определённые, а именно высшие социальные звания являются званиями определённых, предопределённых рождением, тел. Вот почему дворянство так гордится своей кровью, своим происхождением, словом — историей своего тела. Это и есть, конечно, то зоологическое мировоззрение, для которого соответствующей наукой является геральдика. Таинством дворянства является зоология.

В наследственном майорате должны быть подчёркнуты два момента:

1) Постоянным является здесь наследственное имение, землевладение. Это то, что в исследуемом отношении является непреходящим — субстанцией. Владелец майората, землевладелец, есть, собственно, акциденция. Землевладение антропоморфизируется в различных поколениях. Землевладение как бы наследует первенца семьи в качестве неотделимого от неё атрибута. Всякий первенец в ряду землевладельцев есть наследственный объект, собственность неотчуждаемого землевладения, предопределённая субстанция его воли и его деятельности. Субъектом является вещь, а предикатом — человек. Воля становится собственностью собственности.

2) Политическое качество владельца майората есть политическое качество его наследственного имения, некое присущее этому наследственному имению политическое качество. Стало быть, и политическое качество выступает здесь как собственность земельной собственности, как качество, непосредственно присущее земле в чисто физическом смысле (природе).

Что касается первого пункта, то из него следует, что владелец майората есть крепостной земельной собственности и что в подвластных ему крепостных проявляется лишь практическое следствие того теоретического отношения, в котором он сам находится к своему землевладению. Глубина германской субъективности везде оказывается грубостью бездушной объективности.

Здесь необходимо выяснить отношение 1) между частной собственностью и наследством, 2) между частной собственностью, наследством и обусловленным ими преимущественным правом известных родов на участие в политическом суверенитете, 3) действительные исторические отношения, или германские отношения.