Толстолоб

Чэрити сделала, как ее просили, тайно радуясь тому, что ей удалось уйти из-под палящего солнца. С дорожки тетю было видно уже плохо, лишь смутную фигуру в волнистом платье, двигающуюся по рядам. Затем она остановилась, и, казалось, с еще более глубокой печалью посмотрела вниз.

Она стояла перед еще одной могилой и рыдала.

Чья это... могила? Чэрити изнывала в догадках.

Неужели у Энни были здесь еще родственники? Ну, конечно, были. Она же сказала, что это - семейное кладбище. Но вопрос изводил Чэрити, словно зуд от расчесанных комариных укусов. Чья же это могила? - гадала она. Чья?

Она моргнула и посмотрела на жгучее солнце. Этот вопрос не шел у нее из головы.

2

- Так что же вы думаете? - спросила Джеррика. В открытые окна «Мерседеса» дул ветер. - Разве не находите это странным?

- Все это место странное, - ответил отец Александер. - Мой босс странный. Вся Католическая Церковь странная.

Он избегал прямого ответа на вопрос. В этом, как она уже выяснила, он очень преуспел.

- Бросьте, святой отец! Замуровывать административный офис это одно. Но ту комнату в подвале?

- Мы даже не знаем, что там находится комната, - напомнил он ей. Он пытался пробить стену в подвале кувалдой, как он это сделал наверху. Но ему это не удалось. Он сказал, что кто бы ни клал эти кирпичи, это была вовсе не та бригада, которая схалтурила в административном офисе.

Он лишь слегка сколол поверхность новых кирпичей.

- А что еще более странное, это фотокопии планов, - добавила она. - Что там сказано про подвал? Что он не предусмотрен?

- Не вырыт, - поправил он. - И не спорю с вами. Думаете, мой гребаный начальник дал мне обновленные планы? Согласно этим, там даже нет подвала. Что это за херня?

Джеррика снова почувствовала странное возбуждение в присутствии этого священника-сквернослова. Непривычно было слышать такие вещи из уст духовного лица.

В долину опускался вечер, начинаясь с такой же зарницы, что и вчера. День был долгим, но Джеррика ни разу не пожалела, что попросилась в аббатство со священником.

Они наткнулись еще на несколько странностей. Наверху, в конце длинного зала они осмотрели спальные помещения монахинь, обустроенных почти, как казарма. В каждом помещении была койка, настенный шкаф и прикроватная металлическая тумбочка. Койки стояли без постельных принадлежностей, что было логично, но настенные шкафы и тумбочки, хоть и были покрыты пылью, до сих пор содержали немногочисленные личные вещи: письма, письменные принадлежности, четки, заводные будильники. А еще больше личных вещей было обнаружено в тумбочках в помещении, похожем на стационар, где содержались больные священники. Да, это было странно, и Джеррика сразу почувствовала, что эти детали беспокоят священника.

- Так что вы там пишите для «Вашингтон пост»? - спросил он, когда они ехали по 154-ому шоссе. Казалось, будто он задал этот вопрос для отвлечения внимания, чтобы сменить тему. Будто он не хотел больше говорить об аббатстве. - Статью о сельских общинах, что-то вроде того?

- Серию статей, три уикендных выпуска подряд. Социальная симптомология современной культуры Голубого хребта, - попыталась она сформулировать как можно выразительнее. - Мне нужны эти исследования. Люди, экономика, история и даже фольклор.

- Звучит интересно, - сказал Александер, сунув в рот сигарету.

Джеррика, сложив руки чашечкой, дала ему прикурить, затем закурила сама.

- Это будет более чем интересно, это будет шаг вверх по карьерной лестнице. Но я сейчас ругаю себя за то, что не взяла фотокамеру.

- Что? - нахмурился священник. - В аббатство?

- Конечно. Это аббатство такая же часть этого места, как и все остальное. Швейные цеха, публичный дом и самогонщики. Если это часть настоящего города, я должна написать об этом.

- Я хотел бы рассказать вам больше, но я не так уж много знаю. Все, что епархия дала мне это фотокопии планов и нотариально заверенный акт закрытия.

- Но вы знаете о самих монахинях, а это послужило бы замечательным дополнением к моей статье. - Джеррика вошла в профессиональный раж, почувствовала вдохновение. Возможно, запретное влечение к священнику подпитало ее креативность. Она знала, что может иметь такое влечение, какое захочет - она все еще не заполучила его, и это, казалось, возбуждало ее больше, чем все остальное.

- Поверить не могу, сколько прошло времени, пока мы были там, - сказал Александер. - Простите, что отнял у вас весь день, но, черт, вы сами попросились со мной поехать.

- Я отлично провела время, святой отец, - успокаивающе произнесла она. - Это была очень стимулирующая поездка. И я дождаться не могу, когда вы расскажете мне о монахинях.

Александер рассмеялся.

- Особо не о чем рассказывать, если только не хотите выслушать лекцию по аскетизму.