Толпа

— Каким бы ни было решение суда, ситуация чрезвычайно трагична. Жизнь молодой семьи изменилась навсегда, и все мы, я уверен, представляем себе, какое эмоциональное напряжение и интерес вызывает это дело за пределами суда. Мы можем ожидать, что этот интерес будет лишь усиливаться с течением судебного разбирательства. Мы все, несомненно, станем свидетелями публичных выступлений возле здания суда. Дело будет широко освещаться средствами массовой информации. Нас будут расспрашивать, желая узнать любые подробности, связанные с этим делом. Убедительно прошу вас помнить, что в центре этого дела двое несовершеннолетних. Пусть распространением информации занимается пресса, ее представители находятся сегодня в зале. Позвольте им делать свою работу. Я решил сделать слушания публичными, но без колебаний изменю свое решение, если увижу, что к суду не проявляют должного уважения. Надеюсь, я выразился ясно.

Элизабет чувствует, как к лицу приливает кровь, когда он поворачивается к ней и говорит:

— Я так понимаю, миссис Чемберлен, что как истица вы представляете себя сами?

Элизабет вцепляется в край стола. Чувствуя прилив энергии, она встает и, глядя судье прямо в глаза, четко отвечает:

— Это так, ваша честь.

— Очень хорошо. Если вам потребуется разъяснение каких-либо юридических терминов или дополнительная процессуальная поддержка, дайте мне знать.

Элизабет кивает.

— Благодарю вас, ваша честь, я поняла.

— Замечательно. Ну что ж, не будем терять времени, я предлагаю миссис Чемберлен произнести вступительную речь.

Элизабет снова кивает. Прежде, чем начать, она на мгновение представляет себе Клемми в больнице, до красноты трущую глаза в отчаянной попытке заставить их снова видеть. Она чувствует, как пламя гнева вспыхивает и взвивается. Элизабет заправляет короткие волосы за ухо; благодаря этой новой привычке, она выглядит женственной, но сильной. Она откашливается, делает глоток воды и начинает медленно и уверенно произносить сотни раз отрепетированные слова.

— Главный вопрос в этом деле таков: если родитель знает, как опасна заразная болезнь, но все равно решает подвергнуть другого, незащищенного ребенка риску, должен ли этот родитель быть освобожден от последствий такого выбора? Если я принимаю решение выпить, сажусь за руль и сбиваю вас, это моя ответственность. Если я плохо слежу за своей собственностью и из стены моего дома на прохожего падает кирпич, это моя ответственность. Неосторожность определяется общественными нормами. Если мы отступаем от этих норм, то несем ответственность за вред, причиненный другому. И не важно, верим мы или нет, что наши действия были разумно обоснованными. Разве отказ вакцинировать себя или своего ребенка чем-то отличается от этих примеров?

Элизабет делает паузу, бросает взгляд на судью, чьи водянистые голубые глаза смотрят прямо на нее. Она знает, что почти сотня других глаз в этом зале тоже следят за ней. Элизабет не расхаживает взад и вперед, как делала дома. Она стоит неподвижно, чтобы ее слова и голос сделали свое дело. Она делает еще один глоток воды и продолжает:

— Я хотела бы привлечь внимание суда к некоторым фактам, которые мы можем доказать. Факт первый: мистеру и миссис Коли неоднократно сообщали, что нашу дочь нельзя вакцинировать по причине сильных судорог, которые она переживала в раннем возрасте. Факт второй: мистер и миссис Коли заставили моего мужа и меня поверить, что их дочь полностью вакцинирована и не представляет опасности для здоровья нашей дочери. Факт третий: обе девочки, а также миссис Коли, заразились корью. Источником заражения стал испанский школьник, который приехал в Фарли по программе изучения английского языка. Факт четвертый: миссис Коли и ее дочь выздоровели без каких-либо медицинских осложнений. У нашей дочери развился энцефалит — тяжелое воспаление мозга, в результате которого область затылочной коры, отвечающая за зрение, необратимо повреждена. Факт пятый: всю оставшуюся жизнь наша семилетняя дочь едва сможет отличать свет от темноты. Она больше никогда не увидит лица любимых людей. Ее жизнь и будущее изменились настолько, что сложно себе представить.

Элизабет чувствует, как Джек ерзает на месте. Он смотрит на Элизабет снизу вверх, широко раскрытыми, почти испуганными глазами, едва не плача. Элизабет отворачивается. Наверное, хорошо, если судья увидит, как один из них плачет. Но пусть это будет не она. Она снова прочищает горло.