Только так. И никак иначе

Ничего не подозревающий Павел с улицы с интересом и всё возрастающим недоумением наблюдал за происходящим на третьем этаже. Когда он приехал, в окне было видно лишь Злату, потом появилась одна мальчишечья голова, затем число наблюдателей резко так возросло, что он сбился со счёта. Сначала давешний герой-любовник и звезда хоккейной команды в одном лице Мишка, кажется, Хабаров, а потом и все остальные радостно махали ему руками, прыгали и что-то кричали. Злату он среди них не видел. Затем все головы дружно повернулись к нему затылками и так, то кивая, то качая, то отчаянно жестикулируя, немаленькие дети его соседки простояли какое-то время. Кроме затылков в низких больших окнах были видны ещё и спины, а так же филейные части разной степени упитанности. Затем загадочного поведения юноши и девушки снова обернулись и дружно прижались носами к стеклу, делая какие-то непонятные движения руками и старательно скашивая глаза направо. Павел растерянно поглядел туда и увидел, как с крыльца к нему стремительно спускается в распахнутой дублёнке Злата. Павел вопросительно посмотрел на Златиных учеников, те восторженно закивали. Он подошёл к остановившейся было Злате и взял её под локоть, другой рукой подхватив тяжеленную сумку с тетрадями. Наклонившись к самому смуглому ушку, шепнул голосом бесподобного Пирса Броснана в роли бесподобного же Джеймса Бонда:

- Не хочу вас пугать, Злата Андревна, но за нами наблюдают.

Она быстро глянула на него и в тон ему ответила:

- Догадываюсь. Но мы можем уйти садами-огородами. Я знаю тайный путь.

Не выдержав, они оба рассмеялись. Злата подняла глаза и погрозила своим ученикам пальцем. В ответ они, состроив самые невинные рожицы, стали махать им руками. И махали, не переставая, пока Павел сажал Злату в машину, пока они выезжали со двора, и до тех пор, пока не скрылись за углом дома.

- Да-а-а, - поражённо протянул Павел, - вот это работа у тебя. Никакой личной жизни. Одна общественная.

- Это точно. – Злата еле отдышалась от смеха. – Ты знаешь, в конце девятнадцатого – начале двадцатого века в Петербурге, если я не ошибаюсь, учителям было запрещено заводить семьи. И в Австро-Венгрии так же. Я раньше удивлялась. А когда пошла работать, поняла. Учитель редко когда может совмещать работу и семью не в ущерб ни той, ни другой. Или он настоящий учитель, и тогда страдает семья. Или он семьянин. Но тогда не учитель. Говорят же, что учительство – это не работа, а служение. Вот так и получается. Что или ты живёшь детьми, либо нет. Но тогда в первом случае они считают тебя немного своей собственностью. Или ты их не любишь. И тогда надо увольняться. – Она хмыкнула. Павел задумчиво покачал головой.

- А что же мы будем с этим делать, когда ты выйдешь за меня замуж?

Злата вытаращила глаза и уставилась, хлопая ресницами, как Мальвина, на Павла.

- Не так я собирался сделать тебе предложение, но раз уж такой разговор зашёл, не могу молчать. Выходи за меня замуж. Не буду врать, что лучше меня нет. Это вряд ли. Наверняка есть. Но зато я тебя люблю. И это совершенно точно.

Он приткнул машину у обочины и, обхватив рукой за плечи, притянул Злату к себе. Она с совершенно потрясённым видом поддалась и уткнулась холодным носом ему в шею. Сразу стало щекотно и сладко, Павел исхитрился, изогнулся и всё ж таки зарылся в её волосы лицом. Злата пискнула и горячо и совсем неромантично, неподходяще героине сериала про любовь, запыхтела, судорожно сглатывая.

- Ты что? – глухо пробормотал Павел в её волосы. – Плачешь, что ли?

- Ага. Я думала тогда, у Гарри, что ты про жениха просто так сказал, чтобы Гарри на место поставить и меня поддержать, - прошептала одними губами счастливая невеста, и хлюпнула конопатым носом.

- Ты зачем это? От горя, что ли? – он не мог, не хотел от неё оторваться и прижимался всё сильнее, то губами, то щекой, тоже с трудом сглатывая и резко вдыхая вкусный запах её волос, смешанный с автомобильным.

- Уку, – она покачала головой.

- Уку – это да или нет? Мне идти стреляться из табельного оружия Лялина или всё же выбраться из машины, орать от счастья дурниной, ликовать, скакать влюблённым сайгаком и целовать всех попавшихся под руку прохожих?

Злата хрюкнула, повозилась, достала своё лицо откуда-то у него из подмышки, и, часто хлюпая носом, пояснила:

- Уку – это нет. Нет, не от горя. Плачу, в смысле. А от счастья.

Подмосковье. Январь 1999 года. Вместе

- Эгей! Есть кто дома?! – зычно крикнул Павел, открыв дверь спиной и топая ногами в прихожей. Уставшая удивляться переменам, стремительно происходящим в её жизни, Злата, уцепившись ему за шею, сидела у него на руках. Павел, как вытащил её, упиравшуюся и отбрыкивающуюся, из машины, так и понёс через двор, взлетел на высокое крыльцо и вот теперь топтался у входа. – Ау! Лю-ди!

- Молчат. Но ведь если дверь открыта, значит, точно кто-то есть. Сейчас я вас познакомлю, - он подмигнул Злате, набрал в лёгкие воздуха и собирался завопить ещё раз, когда сверху раздались шаги и, свесившись через перила, голова в зелёном докторском чепчике, спросила: