Шейн сделал ещё шаг вперёд, уголки его рта приподнялись в опасной улыбочке, он спрятал руки в карманы спортивных штанов и мягко, но ещё более устрашающе произнёс:
— Похмелье не мучает?
А вот это уже интересно!
Стрельнула глазами в Дани — девушка, как ни в чём не бывало продолжала разминаться, зато вот блонди-подружка ехидно хихикала. А Дани держала марку, молодец какая! Ну кто ещё, если не она, мог поставить Шейна в известность о нашей вчерашней с Николь пьянке? Больше некому! Я-то ей где дорогу перешла?..
Ах, да… голосование. Простите.
Резко выдохнула, отвела взгляд в сторону и, собрав мысли в кучку, решительно посмотрела на Шейна:
— Я буду тренироваться, или можно идти спать дальше?
— У тебя первое опоздание, Миллер, — лицо Шейна вновь вернулось к строгому выражению нереально крутого тренера. — Я отмечу это. После двух опозданий вылетаешь из проекта. И никакое голосование тебя не спасёт.
Да чтоб тебя…
— В наказание, — продолжал Шейн, — будешь заниматься дольше других, три дня подряд.
— До соревнования и осталось три дня, — спокойно заметила я.
— Вот и будешь заниматься всё это время дольше остальных.
Как же я его ненавижу. Надо было взять сковородку!
Лукавый взгляд Шейна пробежался вниз по моему телу и вернулся к лицу:
— Сегодня стриптиза не будет?
— А наставники имеют право задавать такие вопросы? — изогнула бровь я.
— Вчерашний костюмчик мне нравился больше.
— «Он ведь так отлично подчёркивал изъяны моего тела» — цитата одного извращенца.
Ухмылка Шейна стала ярче:
— Скоро фотосессия, Миллер. Даю слово, что подберу тебе такой костюм, которого ещё ни один извращенец даже в своих самых грязных фантазиях не видел.
— Тогда тебе придётся очень постараться, чтобы переплюнуть свои фантазии.
Шейн беззвучно усмехнулся:
— Не играй с огнём, Миллер.
Я презренно сузила глаза:
— Угрожаешь?
— Нет, — Шейн простодушно дёрнул плечами. — Просто будь готова.
Надеюсь, он сполна прочувствовал всю ненависть в моём взгляде.
Но Шейн лишь продолжал ухмыляться:
— Займи своё место, Миллер. Для тебя разминки не будет.
Сегодня камеры снимали недолго, зачем проекту одни и те же кадры? Так что через минут тридцать в этом плане нас оставили в покое.
К двенадцати дня Шейн распустил группу, так как многим предстояло отправиться на интервью с Анемоной — на такое же, как было у меня вчера.
Я — единственная, кто остался в зале отрабатывать наказание. И считайте меня кем хотите, говорите, что я сама решила участвовать в проекте, что должна была быть готова ко всему! К Шейну… я готова не была!
— Двадцать кругов по периметру зала, Миллер.
Я не двигалась с места, всё ещё пытаясь отдышаться после отжиманий, если мои горе-отжимания вообще можно так назвать.
Шейн придвинул к окну пластиковый стул и опустился на него с важным видом, закинув ногу на ногу под прямым углом. Чёрные глазищи так и искрились от удовольствия. Вот же садюга.
— У тебя разве по расписанию ничего не назначено? — поинтересовалась я.
— Тебя не должно заботить моё расписание. Двадцать кругов, Миллер. Я не сдвинусь с этого места, пока не закончишь.
— Значит, тебе придётся сидеть здесь до конца жизни, — бросила я и зашагала к выходу из зала.
— Значит, ты вылетаешь из проекта! — выкрикнул мне в спину Шейн.
Остановилась, крепко сжимая кулаки и приказывая себе не вестись на провокации.
Круто развернулась:
— Твоё слово так много значит? Думаешь, можешь исключать кого хочешь?
Шейн не менял свою позу короля:
— Я могу исключать тех, кто не выполняет указания наставников, опаздывает и переходит на личности.
Ну, это уже перебор!
— Когда это я переходила на личности?!
Шейн громко усмехнулся, запрокинув голову:
— Тебе напомнить, сколько раз ты успела меня оскорбить, Миллер?
— По крайней мере, я не уничтожала твои вещи!
— Я предлагал тебе это сделать! Не мои проблемы, что ты отказалась.
Устало вздохнув, я провела ладонью по лицу, чувствуя, что меня всё ещё мутит, и не только от пива, серьёзно задумалась: а не послать ли всё к чёрту и не уйти ли самой? Закончить на этом этапе, пока один из нас не убил другого. Заманчивая идея… вернусь в Нью-Йорк, к прежней жизни, а Шейн захлебнётся в собственной желчи, празднуя победу над сиреневым пятном отходов. Попрощаюсь с Калебом и никогда не узнаю, какие именно чувства испытываю к этому парню. Буду жалеть до конца жизни, что не увиделась с ним ещё раз, не прикоснулась к нему ещё раз… Доставлю огромное удовольствие всем, кто желает моего падения с вершины интернет-голосования… Почему бы и нет? Стану жалкой и никчёмной в глазах тех, кто за меня голосовал… Ведь что-то они во мне разглядели, отдавая голоса за мою персону, их ведь никто не заставлял это делать. Так разве на данном этапе это не лучшее доказательство того, что я способна донести свою музыку до миллионов?.. Способна играть для них на большой сцене, петь для них, быть с ними… Разве не этого я хотела? Доносить свою музыку до людей, дарить те же чувства, что испытываю я, когда играю… Ведь этого я хотела…
— Двадцать кругов, Миллер.
— Ладно, но если я умру, это будет на твоей совести!
— О, поверь, моя совесть будет чиста.