Только сияй

Ввиду последних событий моей жизни доктор просветил, что временная амнезия – такая своеобразная блокировка отдела мозга, отвечающего за воспоминания, – вполне возможна. Организм пережил сильный стресс во время аварии и всего лишь воспользовался этим как толчком, чтобы перекрыть доступ к информации, что, видимо, сильно тревожила меня на протяжении последних месяцев жизни. Мой организм словно сам принял такое решение. Посчитал, что так для меня будет лучше.

И подумать страшно. Что же там такого было? В этой моей жизни? Что такого… м-м… стрессового, что организм сделал одолжение и избавил от болезненных воспоминаний?

Последнее, что помню, – канун Рождества, недовольство Грейс и билет на самолёт до Лос-Анджелеса. Я собиралась участвовать в прослушивании для шоу «Рок без границ». А потом случилось что-то, что мозг теперь отрицает и уверяет, что воспоминания – полная дрянь и лучше было от них избавиться.

Что ж, я доверяю своему мозгу, и если он так решил, может, и к лучшему. Только вот что делать со всеми этими людьми, регулярно навещающими мою палату?.. Что делать с чувством неполноценности и болью в области сердца, которая будто клещами впилась в хрупкую оболочку и вопит, чтобы я немедленно вспомнила… И эта боль никакого отношения к физической не имеет.

Что я должна вспомнить?..

Грейс. Она прилетела из Нью-Йорка и долго рыдала в моё одеяло. А ещё какого-то странного парня с собой притащила. И он тоже меня обнял. Прям опупеть как приятно. Знала бы ещё, кто он. А-а… парень Грейс. Вот так новости.

Голова разболелась. Пришла медсестра, выдала лекарство. Сказала, что результаты повторной томографии готовы и врач зайдёт чуть позже, а пока… А пока я заставляла Грейс выкладывать всё, что она знает обо мне такого, чего не знаю я.

– Значит, Николь приедет завтра? – уточняла я.

– Ты совсем её не помнишь? – спросила Грейс, громко сморкаясь в носовой платок.

Я отрицательно помотала головой.

– Это твоя подруга. И ей только недавно сказали об аварии, потому что она на шестом месяце.

Помолчали. Я смотрела на Грейс:

– Чего?..

– Что – чего?.. Беременности! Чего!

– А-а…

Что за чувство идиотское? Просто невыносимое. Словно я глупая кукла, жизнь которой спланирована и придумана кем-то другим. И этот другой знает обо мне больше, чем я сама.

– Шейн не сказал ей, куда едет, в тот день, когда… – И Грейс снова зарыдала, уткнувшись носом в мою в руку.

– Эй, ну ты прям как на моих похоронах! – фыркнула я. – Кто такой Шейн?

Грейс уставилась на меня глазами, полными слёз:

– Врач сказал не обременять тебя новой информацией, это может пагубно сказаться на деятельности мозга, он не должен перегружаться. Чтобы память восстанавливалась, надо говорить о приятных событиях и в маленьких количествах.

– И кто решает, какими были для меня эти события?

– Мы, – пожала плечами Грейс. – Мы все. Все, кто тебя знал.

– Понятно. – Я многозначительно приподняла бровь и медленно закивала. – Значит, этот парень… событие не из приятных?..

– О боже… я не знаю, – застонала Грейс, – давай, я лучше о твоей карьере расскажу!

– Карьере?..

Ну ничего себе! Я надеюсь, Грейс не соврала, когда сказала, что я теперь набирающая популярность рок-певица? Потому что эта новость довольно приятная, и признать в ней ложь будет очень обидно.

А это правда моя песня?.. Нет, то есть… я знаю, что эта песня написана мной, но вот аранжировка и прочее… Это так круто.

Ещё, оказывается, у входа в больницу постоянно пасутся журналисты. И директор Сок, мой директор, даже сделал официальное заявление о том, что моей жизни ничто не угрожает. Даже по телику показывали. Ну… мне сказали, что показывали. Телик у меня тоже под запретом.

В общем, я узнала обо всём, что касается пролёта в шоу «Рок без границ», о том, что лейбл Сока предложил мне сольную карьеру и дебют прошёл успешно, но вот только чувство такое странное… будто самое-самое главное никто не договаривает. Хотя что может быть важнее моей сольной карьеры?.. Даже представить не могу.

Да ничего не может быть! Не мужики ведь какие-нибудь!

А ещё в Интернет заходить запретили.

Что же там за стресс такой мне приходилось испытывать? Разве жизнь не была в шоколаде?.. До сих пор во всё это с трудом верится. Словно и не про меня говорят… А особенно в то, что все больничные расходы лейбл директора Сока берёт на себя и с меня не причитается ни копейки.

Вот это приятности.

А сегодня вечером пришёл этот странный парень. Который, типа, как «неприятное воспоминание». Я видела его в тот день, когда очнулась.

Радужки… такие тёмные, почти чёрные, прямо в цвет синяков под глазами – не спит совсем, что ли?.. Кожа очень светлая, зато губы яркие, сочные… Колечко в брови приветливо подмигивало, уши в дырах, но ни одной серёжки. Весь в чёрном. И эта кепка… Разве в помещении головные уборы снимать не принято?