Только сияй

Какой сегодня день? Какой сегодня месяц?
Еще ни разу в жизни часы не казались
мне такими живыми.
Я не должен держать тебя силой,
но и не могу потерять,
Ведь я столько раз от тебя отказывался.

Все люди одинаково устроены.
Когда нет ничего – нечего лишаться.
Все люди такие одинаковые,
Но лишь от тебя одной не могу отказаться.

Когда хочу что-то сказать,
Слова звучат неправильно.
Мысли в голове путаются, я начинаю теряться.
Я не умею выражаться красиво.
Не знаю, что с собой сделать.
И не знаю, как с этим сражаться.

Все люди одинаково устроены.
Когда нет ничего – нечего лишаться.
Все люди такие одинаковые,
Но лишь от тебя одной не могу отказаться.

Ты неповторимая,
И даже об этом не могу сказать правильно.
Все, что ты делаешь, – удивительно.
Все, что ты делаешь, – неподражаемо.
Какой сегодня день? Какой сегодня месяц?
Еще ни разу в жизни часы не казались мне такими живыми…[4]

Господи, какое счастье, что она закончилась.

Шейн прочистил горло, и я почувствовала на себе его короткий обжигающий взгляд. Я смотрела вперёд.

– Ты… я… я так и не поздравил тебя с дебютом, – неловко так сказал.

– Поздравил, – повернула к нему голову.

Шейн взглянул хмуро, запустил руку на заднее сиденье и водрузил мне на колени плоскую синюю коробку с золотистым бантиком.

Бантиком?

– Та хрень не считается, – бросил неряшливо и схватился за руль обеими руками, уставившись в лобовое стекло.

– Хрень? – Я удивлённо вскинула брови, едва сдерживая смех.

Шейн откашлялся, не глядя на меня:

– Тот… поцелуй на сцене. Не считается.

– Почему это? – Ох, я прям кайфую, когда вижу его таким… таким уязвимым передо мной.

– Потому! Миллер, – стрельнул в меня глазами, – чего прикопалась? Займись вон, – кивнул на подарок и отвернулся.

Широко улыбнулась. «А кому-то сейчас ещё более неловко, чем мне».

– Эм… милый бантик, – потянула за золотистую ленточку.

– Спасибо. Знал, что ты оценишь, – буркнул Шейн.

Подарок?.. Серьёзно? Шейн делает мне подарок?..

– Миллер, ты зависла, что ли? Может, откроешь уже? – Растерянно почесал висок, пальцы второй руки барабанили по рулю.

Открыла. Коробка с диском. И не просто с диском! Это первый сольный альбом бывшего вокалиста Three Days Grace – Адама Гонтье! Да-да! Того самого, на концерт которого я однажды попала! Того самого, по таланту которого сохла несколько долгих лет и до сих пор им восхищаюсь!

Почувствовала жжение на лице. Повернулась к Шейну, широко улыбаясь. Смотрит.

– Открой, – сказал со слабой улыбкой. – Коробку с диском.

Нахмурилась. Что там ещё?.. О нет! Не может быть!!! С ума сойти!!!

Надпись на обложке, чёрным маркером:

«Тейт, удачи тебе на пути к успеху и к звёздам. Будь счастлива! Адам». И подпись.

Клянусь, я чуть не завизжала от радости! И если бы Шейн не был за рулём, бросилась бы к нему на шею!

Хорошо, что Шейн за рулём.

– Как?! – выдохнула, не веря. – Как ты его достал?!

– Не я достал, – ухмыльнулся Шейн, – но по моей просьбе. У меня хорошие связи, а ты не знала?

– О, не льсти себе! – фыркнула с усмешкой и внимательно посмотрела на Шейна: – Спасибо.

– Не за что, – ответил, помедлив. Откашлялся. – Ладно, не мешай мне, а то вариант с багажником всё ещё актуален.

– Подожди… – протянула через несколько минут.

Моторчики в голове кричали – что-то тут нечисто… Ох, ну конечно же.

Резко повернулась к Шейну, недоумевающе:

– Откуда? Откуда ты знаешь, что я большая поклонница Адама? – Неуверенный смешок. – Да, Шейн, и прежде чем ответишь, знай, я не верю в седьмое чувство и в то, что у тебя третий глаз на лбу!

Шейн коротко вздохнул, глядя перед собой.

Минута. Две…

– Я был у тебя дома. Месяц назад. Когда у нас был концерт.

– Где ты был?!!

– В Нью-Йорке. – Что за выражение лица? Теперь он не стесняется своей наглой улыбочки?!

– Что ты там делал? – причитала я, не в силах поверить в услышанное. – Как? Когда?.. Постой… не понимаю… Грейс, она…

– Грейс дала слово, что ничего тебе не скажет, – ухмыльнулся Шейн. – И, судя по всему, не сказала. Я умею производить неизгладимое впечатление, Миллер. Ну, знаешь, шарм и всё такое… – Он рассмеялся.

Яростно выдохнула: