Только с тобой

Уставшие они лежали прямо тут, каждый на своем посту, на мокрой земле в мокрых шинелях. Всю ночь шел дождь осенний, холодный. Солдаты спали. Тревожные всхлипы, бормотание во сне, храп. Владимир натянул на щеки влажный, колючий, пахнущий овчиной мокрый воротник шинели. Попытался заснуть, не получалось — никак не мог согреться. Встал, пошел к огню, здесь сидели солдаты — грелись и сушились.

— Садись, комиссар.

Сел, солдаты говорили о чем-то вполголоса, теплом пахнуло в лицо и его сразу сморило, задремал.

Открыл глаза, уже солнце взошло. Не то спал, не то не спал, но сон видел. Лиза бежала к нему. Он шел к ней, срывая цветы по дороге — ромашки, солнце светило и чувствовалось тепло. Начали просыпаться замерзшие солдаты, кряхтеть, кашлять. Повис запах курева. Владимир отошел от костра, сел возле толстенного ствола дуба… и заснул.

Он проснулся от тишины. «Я вообще живой?» — в подсознании мелькнула мысль. Встал быстро.

— Есть будем? — кто-то обратился к нему.

— Хотелось бы, узнаю пойду, — ответил.

— Сейчас поедим, — с досадой пробурчал старик — ополченец.

Немецкие истребитель неслись над степью, прорывая воздух крупнокалиберными пулемётными очередями, расстреливая солдат. Кто-то из солдат не выдержав, бросался из окопов вперед, тут же настигаемый пулями.

Солдаты стреляли из винтовок по самолетам, пулеметчик строчил, что есть мочи и кричал громче пулемета: «Паалуучиии».

Советские истребители выскочили из-за леса. Завязался бой. Мессершмытты повернули обратно, истребители за ними. Что уж там было дальше солдаты не видели, они с ужасом смотрели вперед — на них ползли танки, дико рыча, пуская густой синий дым и, поднимая до небес брызги воды с грязью.

— Не убегать! Никому не убегать! — кричал Владимир, бегая по окопу, — занять свои позиции.

Расчехлили противотанковые пушки, солдаты прижались к ружьям.

— Думал помру от мессера, а не угадал — вот наш конец, — причитал зло усатый ополченец.

Владимир шел вдоль окопа, рассматривая солдат, ожидавших еще неизведанного скорого боя и не без волнения, подумал: «Вам скоро придется принять бой и еще неизвестно как все обернется».

Владимир уже несколько раз поднимал солдат в атаку за время боев, — комсорг обязан подняться в атаку первым и весь батальон ждет этого момента. Долг помогал Владимиру справиться со страхом. Он с криком «ура» вставал и кидался вперед. Ему хотелось обернуться, и посмотреть поднялись ли бойцы, преодолели ли свою слабость, но нельзя, потому, что обнаружится твой страх и недоверие к сослуживцам. И тут он слышит сзади раскатистое «урааа» и топот, бегущих за ним. Он выдыхает, наконец, от напряжения силы покидают его, аж сгибает пополам. Жизнь комсорга коротка — в основном длится от одной атаки до двух-трех, Владимиру пока везло, было незначительное ранение в палец и только.

18 сентября 1941 войска Ленинградского фронта остановили наступление противника на рубеже Лигово, Нижнее Кайрово, Пулково. С утра Владимир поднимал бойцов в атаку, еще немного продвинули свои позиции вперед. Теперь сидел уставший и измученный в окопе, прижавшись к земле. Фашисты готовились к атаке: сначала был очередной налет, потом обстреливала артиллерия и кто как мог укрывались от бомбежки. Спустя два часа наступила тишина, гудящая тишина. «Через десять минут пойдут в атаку», — подумал Владимир.

Неожиданно со зловещим свистом над головой пролетел снаряд. Что-то тяжелое, железное ударило его со всей силы в спину, бросило вперед, причиняя нестерпимую боль. Он упал сразу навзничь, услышав истошный крик: «Комиссара убило». «Убило уже?» — только и успел подумать и все — темнота.

Глава 14

Очнулся. «Живой!» — обрадовался.

Палата, раны, боль, тоска, война, беда — сознание возвращалось. Запах касторки и крови пробудили его окончательно. Открыл глаза. Возвращался и слух: стучали и скрипели двери, голоса в коридоре перебивали друг друга, где-то вдалеке гремело, пролетел самолет, кто-то плакал. Лежать на животе было, ох как, неудобно, шея затекла до боли. Приподняться не смог — сильная боль пронзала тело насквозь. «Я что не могу шевелиться?» — с ужасом подумал Владимир. Лежал так часа два, никто к нему не подходил, он пытался кого-нибудь позвать, голоса не было, только открывал рот. Хотелось посмотреть, кто же это все время плачет и вдруг осознал, что это плачет его душа и тут же слеза потекла к уху. Пить хотелось ужасно, попробовал еще раз позвать кого-нибудь — вышел только хрип.

Подошла медсестра: «Черноглазов, очнулся?» Спустя полчаса над Владимиром нависла нянечка, представилась: «Мария Ивановна, зови меня, когда нужно будет, вставать тебе нельзя, буду еду и судно приносить».

— А что со мной? — шепотом спросил Владимир.

— Ранение, что же еще. Завтра будет обход утром — все тебе расскажут.

Но после обеда к Владимиру пришел врач, подсел к его кровати. Владимир испугался, у него все внутри похолодело: «Пришел раньше времени — значит мне конец».