Только позови

Линда назвала ему улицу и номер дома, но не сообщила ни номера квартиры, ни как проехать. Когда он разыскал дом, было далеко за полдень. Он постучал, никто не открыл, и, решив, что дома никого нет, он уселся на крыльцо. Прождал он битых два часа, пока трое мужчин, спавших в доме, не проснулись и один из них не вышел проветриться. Они спали, потому что пришли утром с ночной смены. Один из них был Линдин дядька Даррелл, брат ее отца — ему и принадлежал дом, другой — ее старший брат, признанный негодным к военной службе, третий приходился племянником со стороны матери, был сыном ее сестры, которая занимала третий этаж. Остальные еще не пришли с работы или ушли во вторую смену. Все женщины в семье тоже работали.

Пока мужчины готовили себе завтрак — или ленч, или обед, — Стрейндж сидел с ними на кухне, и каждый, растягивая слова на свой лад (двое были из Кентукки, один из Техаса), спрашивал его, как там, на войне. Стрейндж отвечал, что на войне нормально.

Один поинтересовался, что у него с рукой, и, когда Стрейндж сказал, что она пробита, всем, конечно, захотелось посмотреть. «Не так чтобы очень уж продырявила, пуля-то», — вроде даже разочарованно протянул племянник. Стрейндж начал было объяснять, что это от минного осколка, а не от пули, но про мины они уже расхотели слушать.

То же самое повторилось с женщинами, когда они явились домой, и с остальными мужчинами. Все приходили и уходили в разное время, никак не усечешь, кто пришел, кто ушел. Пока Стрейндж был в Ковингтоне, вся семья так ни разу и не собралась вместе. На кухне беспрерывно что-то готовили, когда завтрак, когда обед или ужин, когда все сразу, и беспрерывно что-то ели. Пока одни вкалывали в вечернюю смену, другие, которым идти в ночь, бывало, только вставали и завтракали, а третьи, притащившись после дневной смены, усаживались обедать. Всего в доме жили одиннадцать взрослых и четверо детей.

Каркасный, в три этажа дом стоял на тихой тенистой улочке. Линдин дядька с женой и старшим неженатым сыном занимал первый этаж. Линда, ее родители и два брата — старший и младший, школьник, — размещались на втором этаже. На третьем жил племянник с женой, четырехлетним сыном и годовалым младенцем, а рядом — разведенная племянница с дочерью семи лет. Многовато народу для такого помещения, но поскольку все взрослые много времени проводили на работе, а двое старших детей — в школе, особой тесноты вроде не было. Правда, сейчас у школьников были летние каникулы, но они целыми днями где-то пропадали и приходили домой только ночевать. Самая толкотня была на кухне, которая одновременно служила и гостиной, потому что в гостиной спал племянник. Хозяин дома и его жена жили в столовой.

Хотя у каждой семьи или одинокого взрослого получалась вроде бы своя комната, все равно было неудобно, да еще общая кухня. Поскольку все зарабатывают, почему бы не продать дом — или, может, сдать в аренду, — а самим переехать в отдельные квартиры, поинтересовался Стрейндж. Ему объяснили, что они экономят. Тесть с братом рассказали, что все копят деньги, чтобы в складчину купить на западе Кентукки хорошую большую ферму. Но на расспросы Стрейнджа, где именно, они ничего толком не ответили. Никто не удосужился поехать туда и посмотреть на месте. Работа отнимала все время. По-техасски растягивая гласные, тесть терпеливо и обстоятельно растолковывал Стрейнджу, что такого бума, как сейчас, никогда еще не было, даже в двадцатые, и после того, что люди пережили во время депрессии тридцатых, надо вкалывать и копить деньгу, а уж тратить после войны. Вертевшийся тут же Линдин братишка с гордостью заявил, что, как кончит школу на будущий год, пойдет работать, а получку — тоже в общий котел. Он уже ходит на вечерние курсы станочников при авиазаводе.

Так что ежели они с Линдой раздумают насчет ресторана, неторопливо добавил тесть, то милости просим в их компанию.

У Стрейнджа было такое чувство, словно его стукнули по затылку и оглоушили, он не знал, что ответить.

Линда свои сбережения держала отдельно, это их деньги, ее и Стрейнджа. Придя домой вечером и увидев мужа, она чмокнула его в губы и, отведя в сторонку, первым делом показала чековую книжку. На ней было свыше шести тысяч. Она хранила ее под замком у себя в комнате на втором этаже, рядом с комнатой ее братьев. Линда показывала книжку, как будто совершала ритуальное приношение. Как будто эта книжка была компенсацией за то, что он перенес на Оаху и других островах в Тихом океане. Выплаты по его аттестату тоже вошли в эти сбережения.