Только он

– А? Нет. Это папины. – Усмехнулся, добавив: – И даже зажигалку не взял. – Пояснил: – Просто спать хочется до чёртиков. Вдруг поможет. – Он оглянулся через плечо, видимо, проверил, чем занимается в комнате Дима, потом смял сигарету в руке, отбросил в сторону. – Или, наверное, кофе лучше.

Алёна сжала и всё-таки сделала, что планировала, несколькими минутами раньше, сказала, только не про обед:

– А давай я с Димкой погуляю. А ты пока спи.

Глеб посмотрел вниз, произнёс:

– Ты слышала, да?

– Ага, – тихонько подтвердила Алёна, он, скорее всего, и не услышал, продолжал говорить, будто бы и не ей, а самому себе:

– Я бы и сам погулял. Но боюсь, меня реально даже на улице вырубит. Я за последнее время, по-моему, даже уже стоя спать научился.

– Ну так я и говорю, давай с ним погуляю, – повторила Алёна громче. – Сейчас оденусь, а ты пока Диму собери.

Глеб наконец-то повернулся к ней.

– Хорошо. – Глаза красные, взгляд мутный, сонный. Неужели Лиля не видела? Или ей наплевать? – Встретимся тогда на площадке. Мы быстро.

Алёна кивнула, пошла одеваться. На площадке она оказалась первой, но ждала не долго. Глеб с Димкой вывалили из квартиры буквально через минуту.

Глеб протянул ей пакет.

– Там всякая ерунда для песочницы и бутылка с водой. Пить. Как тебе надоест, возвращайтесь.

– Да ладно, – Алёна беззаботно отмахнулась. – С Димкой нетрудно. Он спокойный. Могу и долго.

– Долго не надо. А то он тоже прямо на улице заснёт. Встал-то рано.

– Ну, разберусь как-нибудь. Не впервые с ним сидеть.

Глеб улыбнулся тепло и ласково.

– Лёлька, спасибо. Ты настоящий друг.

А ей так хорошо стало – от его улыбки, от его интонаций, хотя и немного грустно тоже, от этого «настоящий друг».

Она честно пробовала справиться со своим чувством, задавить его, не ждала больше, с другими встречалась, планы на будущее строила, не включая в них Глеба. И вроде бы получалось. По крайней мере уже не так сильно болело. Но, может, просто Алёна привыкла к этой боли, сжилась, сроднилась с ней, вот и не обращала особого внимания.

31

(прошлое)

Гулять с маленький Димой и правда было нехлопотно. Он мог подолгу качаться, с философским видом поглядывая на небо или с головой погрузившись в свои малышовский мысли, и вся-то забота – сгибай и разгибай в локте руку, державшуюся за штангу качелей. А другой руке при этом ничто не мешает держать тетрадь с конспектом, который всё равно как читать, сидя, лёжа или стоя. Или забирался в большую песочницу и возился там, строя дома, роя ямы, прокладывая дороги, зарывая и опять откапывая машинки и формочки, лепя куличики. И даже присматривать за ним особо не требовалось, а только, по-прежнему спокойно изучая конспект, время от времени поглядывать краем глаза, восторженно ахать, оценивая очередное сооружение, и пересчитывать слепленные куличики.

Алёна даже за временем не следила. Но потом Дима начал тереть глаза.

– Спать хочешь? – поинтересовалась она.

Дима старательно замотал головой и заверил:

– Нет.

– Понятно.

Но домой они всё равно отправились.

Глеб уже не спал, гремел на кухне посудой, услышав, что они пришли, вышел в прихожую.

– О, а я как раз за вами идти хотел. – Подхватил сына. – Димон, пойдём руки мыть. А потом обедать будем. У нас оказывается есть вермишель и котлеты. Ты ведь любишь такое?

Димка кивнул, а Глеб оглянулся на Алёну.

– Лёлька, ты тоже давай руки мыть.

– Я есть не хочу, – заявила она.

Нужна ей очень Лилина вермишель с котлетами.

– А это не важно, – строго проговорил Глеб. – После прогулки все должны мыть руки. Да ведь, Димон?

Алёна послушно двинулась за ними следом, и улыбалась, не в силах сдержаться. Потому что это так трогательно и мило – Глеб в роли отца, с маленьким сыном на руках, с показательной серьёзностью в вопросах воспитания, с привычным весёлым блеском в серых глазах. Только вот ей такое досталось по чистой случайности и на слишком короткий срок, а обычно всё это принадлежало другой, каждый день, каждый час, каждая эмоция, каждое действие. Но та, скорее всего, ничего не замечала, не понимала, не ценила.

Руки они помыли, все вместе, а обеда Димка не дождался, заснул, прямо на полу, на ковре, в обнимку с большой плюшевой собакой. И не будить же его только для того, чтобы покормить, вряд ли получится. Поест, когда проснётся. И даже в кроватку его перекладывать не стали, прикрыли простынкой, перешли в другую комнату, и Глеб опять произнёс:

– Лёлька, спасибо. – Но на этот раз продолжил иначе: – Я твой должник. Если тебе что-то от меня понадобится…

– Понадобится, – задумчиво повторила Алёна.

Да разве ей что-то от Глеба нужно? Если уж только – он сам.

Хотя она по-прежнему его младше, но теперь ей не четырнадцать, уже давно восемнадцать. И целовалась она – не сосчитаешь сколько раз, и не только целовалась.

Алёна посмотрела на Глеба. Он находился всего в каком-то шаге, просто стоял, ничего не делал и больше ничего не говорил. Тоже смотрел. Такое странное напряжённое оцепенение. Будто в ожидании или уже в преддверии чего-то решающего и важного.

А может…