Только одна ночь

– Хотите дотронуться до меня, мистер Дейд?

У него перехватывает дыхание. Я все еще чувствую исходящий от него гнев, но он становится все менее ощутимым, позволяет другим эмоциям пробиться сквозь белую пелену.

– Я задала тебе вопрос.

Я пробегаю пальцами по столу. Я играю в очень опасную игру. Я не знаю, когда Дейв вернется домой. Не знаю, что сделает с ним Роберт, если он явится. И не станет ли это концом моего мира. Я рискую всем ради минутного удовольствия, желая отпраздновать свою победу. Но я начинаю подозревать, что вся наша жизнь состоит из таких вот пролетающих мимо моментов и малых праздников. Без них остается только боль, страх, амбиции и, для некоторых из нас, глупые надежды.

– Он хотел, чтобы я прислуживала им с Томом Лавом за этим столом, – говорю я. – Хотел, чтобы я сыграла роль покорной рабыни. Он хотел контролировать меня. Но не получил того, о чем мечтал. Я победила. Поможете мне отпраздновать это, мистер Дейд? Вы приглашены.

Роберт откликается не сразу. Но вот он в мгновение ока сокращает между нами дистанцию, срывает с себя рубашку и порывисто прижимается своей голой кожей к моему обнаженному телу.

– Я хочу, чтобы ты взял меня прямо здесь, – шепчу я, когда он впивается зубами в мое плечо. Я расстегиваю его ремень. – Я хочу, чтобы ты взял меня на столе, за которым я отказалась ему прислуживать.

– Ты уверена?

– Да. – Его ремень падает на пол. – Ты приглашен.

Я взлетаю в воздух и опускаюсь спиной на стол – изысканное блюдо, готовое к употреблению.

Он скидывает остатки одежды, и я принимаю его. Его мускулы на груди и животе образуют холмы и долины. Руки и ноги сильны и красивы. Это тоже вид безупречности. Он как скульптура, но не «Давид» Микеланджело. Он сделан из чего-то гораздо более живого и вибрирующего, чем мрамор. Он как песня с пульсирующим ритмом и мелодичным напевом. Его копье тянется ко мне, еще одно напоминание о том, что он живой.

Он наклоняется вперед, пробегает пальцами по моему животу; мне кажется, он что-то пишет пальцем – «любовь», «кровь», трудно понять разницу, когда каждое прикосновение отдается в теле электрическим разрядом. Я вдыхаю его запах, пока его пальцы продолжают порхать, поднимаясь выше, к шее, и замирают там, прямо под подбородком. Он изучает меня, как солнечное затмение – ожидаемое, но приводящее в благоговейный трепет. Через секунду его пальцы продолжают свой бег вниз, к груди; он гладит область вокруг одного соска, потом вокруг другого… Насколько же это невесомое прикосновение отличается от навязчивых ласк Дейва!

Кроме того, Дейва я остановила. И если он попытается дотронуться до меня снова, я вновь дам ему отпор. Он никогда никуда не проберется. Ни хитростью, ни силой. Его никто не приглашал.

А Роберт приглашен, и его пальцы спускаются к моему животу, бедрам, его руки раздвигают мои ноги, открывают меня; я чувствую, как мое тело молчаливо подтверждает это приглашение, подкрепляет его влагой между ногами, учащенным дыханием. Он поднимает мою ногу и целует лодыжку, потом медленно начинает подниматься вверх. Каждый поцелуй немного отличается от предыдущего. Там, где начинается внутренняя часть бедра, он легонько присасывается к коже, а чуть выше пробует меня языком на вкус. У самого лона поцелуи становятся очень нежными, почти невинными – полная противоположность его намерениям.

Я запускаю пальцы в его шевелюру, пытаюсь поднять его выше, но он не поддается. Он позволяет предвкушению взять надо мной верх, прежде чем достигает заветной цели.

Но когда он делает это, когда я чувствую, как его губы смыкаются на моем клиторе, вот тогда керосин встречается с пламенем. Я вцепляюсь в край стола в поисках якоря. В голове опять возникают образы того, что здесь должно было произойти. Я, обнаженная, прислуживающая мужчинам против своей воли.

Но этот образ разлетается на тысячу мелких осколков, стоит его языку проникнуть в меня, выйти и вновь войти. Его руки ложатся мне под ягодицы, поднимают ее, чтобы было удобнее и ему, и мне.

Больше никаких видений меня не посещает. Я слепа ко всему окружающему миру, и, как у любого слепого, все мои прочие чувства обостряются. Его руки, впивающиеся в мою плоть, – это настоящий экстаз. Прикосновения языка – электрический разряд, стук моего сердца – гром с небес.

Оргазм роскошен, словно вырывающееся из бутылки изысканное шампанское.

Роберт рывком двигает меня вперед. Он стоит, а я продолжаю лежать на полированном дубовом столе, прямые ноги на его груди. Я чувствую его вздыбленную плоть у своих бедер, готовую ворваться внутрь. И поднимаюсь вверх, но его руки тут же опускают меня на место, не дают спине выгнуться дугой.

Он входит в меня, медленно, очень медленно, в гипнотическом ритме. Вот что значит прочувствовать красоту, ощутить текстуру блаженства.

На какой-то миг мне кажется, что я слышу музыку, как в своих фантазиях, но это всего лишь наше дыхание, его стоны и мои крики восторга.