— Я пойду и приведу его, он так подавлен, что непременно пойдет со мной. Но я же тебя знаю, ты не дождешься его извинений, и что нам тогда делать. Может, выйдешь на время куда-нибудь к соседям... К твоему сведению, ему стало очень не по себе, когда он узнал, чей это сын.
— Кто?
— Зурико, кто. Видать, этого беднягу совсем довели какие-то сорванцы, минуты покоя не давали: Аддис-Абеба да Аддис-Абеба... Он живет в подвале...
— Где...
— В подвале. И все время слышал это проклятое «Аддис-Абеба».
— Велика беда.
«Ты мне, небось, Бахвушей не даешь себя назвать», — чуть не вырвалось у жены. Она находилась там же.
— Хорошо, будь по-твоему, — сказал Бахва.
И подумал: «Сначала заставлю извиниться перед ребенком, а потом выведу и хрясну надвое о колено».
— Сахар тебе на язык...
— Фуф... — дернув на себя подбородок, покривился Бахва: он любил перец и всякое такое. — Но я все-таки тоже пойду с тобой. Хочу знать адрес.
— Не сходи с ума!
— Нет, по дороге я ничего ломать не собираюсь, это потом.
— А что ты собрался сломать... потом...
— Того человека.
— Нет, нет, тебя я взять с собой не могу.
— Значит, мне сидеть здесь сложа руки? Да я же с ума сойду! — И тут вдруг он что-то надумал: — Подожди немного.
Когда Бахва вышел на балкон, Андрадэ, улучив время, шепнул женщине:
— Главное, чтоб не набросился сразу, а там бог милостив.
— Ой, нет, дядя Андрадэ, он обязательно свое сделает.
— Ай, нет.
— Знаю я его...
— И я тоже знаю, тсс.
Бахва принес две не очень длинные веревки и сказал:
— Вот, пожалуйста. Свяжите меня так, чтоб я не мог шевельнуть ни ногой, ни рукой... Только отвези меня туда.
Ничего подобного один таксист еще в своей жизни не видывал: то, что пожилой наниматель был в ковбойке с оторванным воротником, это бы еще куда ни шло, хотя одетые так не очень-то часто нанимают такси; потом из подъезда коротенькими шажками вышел какой-то мрачный с виду одеревенелорукий человек, перед которым наниматель распахнул переднюю дверцу; тот сперва занес, в машину затылок и спину, а потом разом обе ноги вместе; одетый в ковбойку захлопнул за ним дверцу и сам устроился на заднем сидении. Было ясно, что ноги и руки у переднего связаны, но длинный плащ скрывал это. Потом, через каких-нибудь метров триста, его заставили остановить машину — должно быть, собирались перевозить какие-нибудь вещи; задний пассажир вышел из машины и на цыпочках вошел в какой-то двор, а передний пассажир громко скрежетнул зубами. Потом тот, пожилой, вышел и стал поблизости от двора; к нему подошел вышедший с другого двора человек и что-то спросил, а тот, что в ковбойке, досадливо мотнул головой. «Вах!» — подумал водитель такси.
(Маленькое пояснение: владелец не мог вывести из соседнего двора свою машину, так как кто-то неудачно поставил около ворот другой вид транспорта; он осмотрелся, и хотя на улице было довольно народу, выбрал — по одежде — человека в ковбойке, подошел к нему и спросил:
— Простите, это ваш мотоцикл?
— Нет, — ответил Андрадэ. Он был интеллигентом.
А Бахва был связан по рукам и ногам).
Потом со двора вышел какой-то очень жалкий, весь потертый, трясущийся человек. А цвет лица! Врагу не пожелаешь. Ой, не дай бог. Знаете, какой? Ну, как... как это... ну, вроде бы он символический сотрудник треста озеленения... С его появлением кто-то так скрежетнул тормозами, что профессиональный шофер заинтересованно высунул голову в окно, но никакой машины поблизости не было, и он догадался, что звук этот издал зубами человек, сидящий на переднем сидении. «Вах!» — снова подумал шофер.
Когда пожилой и вновь прибывший сели на заднее сиденье, шоферу подумалось, что ему скажут вести машину к милиции, но он и тут, видать, попал впросак — передний пассажир скомандовал: «Развернись и езжай по этой улице», но если они ехали в милицию, то связанному ли было командовать, а отвозящим его не иметь на себе лица? «Вах!»
Ну, а когда они сказали остановить такси у того же подъезда, от которого давеча отъехали, и передний указал первому заднему на свой карман, из которого тот достал двумя пальцами пятерку и положил потом туда же полученную от шофера трешку, и когда переднему открыли дверцу и он опять так же спустил с машины обе ноги вместе и, переступая короткими шажками, погнал впереди себя своих спутников к подъезду, «Вах!» — в четьертый раз подумал шофер и поспешил смыться. Он, видать, встал в тот день с левой ноги.
— Этот, — Бахва коротко мотнул головой в сторону кандидата на слом, — пусть поднимется пешком.
— Я пойду с ним, — попросил разрешения Андрадэ.
— Хорошо, но смотри, чтоб он не сбежал. Давай нажимай.
Едва только Андрадэ нажал кнопку, как двери лифта тотчас прекрасно, плавно, мерным ходом разъехались, и Бахва вошел своими короткими шажками в лифт; затем Андрадэ сунул руку внутрь кабины, нажал на кнопку шестого этажа, дверцы так же плавно, как и при открытии, закрылись, и лифт плавно же пошел вверх, но где-то посреди дороги остановился. И свет тоже погас. Бахва оказался в неподвижности и в темноте. Это ему не понравилось.