Только один человек

— И все-таки, все-таки я вынужден сказать вам правду, — пригорюнившись, говорит, глядя на Руководителя, респондент: — я и сам не очень-то верю в реальность своих карцеров-люкс, и не потому, что они не стоят того, нет! Да и то тоже ложь, будто бы много всего и всякого пережив, перестаешь бояться смерти, — напротив тогда еще труднее расставаться с жизнью! Но одно для тебя несомненно: ты прожил полную жизнь, исходил вдоль и поперек землю, вдосталь всего навидался. Разумеется, и всякий подобный мне тоже бессилен перед смертью, но он хоть может сказать на смертном одре: «Эх, и хороша же ты была, черт тебя возьми!» Правда, такой вот, как вы, здоровяк-мужчина, может злорадно спросить: «Что, жизнь или литература?», в ответ на что я бы, если это вам инте­ресно, сказал...

— Так что бы вы сказали? — спрашивает окончательно оша­левший Руководитель.

— Я бы сказал вам: «А разве не все равно?»

— Вы неподражаемы, маэстро! — восторгается Клим, а респондент продолжает:

— Я все же старался не дать вам, поздравляемые, до конца почувствовать мое превосходство и, щадя вас, не сказал ни слова о поэзии. А ведь наша крохотная Грузия — одна из величайших и могущественных держав на поэтической карте мира...

— Поэзия, подумаешь, поэзия, — кривится Руководитель. Лицо его уже пошло багровыми пятнами.

«На улице упал ребенок, в пыль...»[20] — шепчет респондент, — что может быть ужаснее, таинственнее этого...

— Упал, упал, ну и что с того, что упал, эка невидаль, кто из нас не падал в детстве, но с помощью положительных прохожих мы вновь поднимались на ноги.

— Боже праведный, что это он говорит! — воздевает руки к потолку респондент. — Ты слышишь, Клим? Да еще как ужасно все растолковал, господи... — И спрашивает взволнованно: — А вы бы не могли еще разок снова повторить все это?

— А почему бы и нет? — не сдается Руководитель. Какой же он все-таки непоколебимо стойкий и бесстрашный...

— Клим, умоляю тебя, Клим, беги в двадцать третий номер, к Вано, если его дома не будет, вот мой паспорт, возьми и оставь там в залог кому-нибудь, может, они одолжат нам магнитофон, мы только запишем быстренько эту фразу и тут же вернем; лети, Клим, вот тебе паспорт, — он невероятно возбужден, что, однако, не лишает его чувства юмора: — Полцарства за магнитофон, Клим! Это что же такое он сказал, боже ты мой, с помощью, мол, поло­жительных прохожих... Ну, мчись же, мчись...

— Напрасно вы его беспокоите, — говорит Руководитель с дро­жью в голосе, — мы уходим.

Он поднимается, я тоже встаю, и мы идем к двери, подтягиваем галстуки, облачаемся в пальто, респондент же, — он в одной сорочке — до хрипоты надрывая горло, упрашивает нас остаться; но Руко­водитель верен себе — он твердой рукой берется за ручку, уже в шес­той раз обдав меня грозным взглядом; респондент же — вот наг­лец! — теперь предлагает нам сняться: «Дорогие мои, тогда хоть сфо­тографируйтесь — это будет непреходящим шедевром моей коллек­ции: Аурелиано-толстый, до того как он вовсю раздался, и полковник Джанджакомо Семинарио, вместе, на одном фото!»