Читаем Только один человек полностью

И вот мы идем, куда только не идем, и тащим, чего только не тащим, приобретаем, чего не приобретаем, но к чему оно все... Жила-была на свете одна мышь, и было у нее видимо-невидимо хорошо припрятанного золота. Бывало, вытащит она его в кои веки раз украдкой на свет божий, с опаской на него полюбуется и снова заховает поглубже в землю. Но пришел срок: мышь померла, как и все другие, и осталось лежать ее золото безо всякой пользы, а если меня спросить, совершенно зря она всю жизнь волновалась, вот так и мы с вами чего-то все возимся, мучаем себя, а стоит ли, спрашивается? Может, и мы тоже только понапрасну портим себе кровь, забивая голову всякой чушью... Выход? — Да ведь и у бедной старушки есть свое диплипито[39]. Мы местные. Чего нам, казалось бы, и хотеть? Бум-трах! — вокруг выросли стены, на калитке изнутри повис до приторности жирный замок, над головой умельца-хвата — потолок, из-под пояса выпирает брюшко. Трах! — в кармане полно деньжат. Это же через головы скольких не отличающихся сметкой простаков перепрыгнули мы, а, парень! Но одно только сомнение все ж таки у нас остается — как бы мы высоко ни подскочили вверх, как бы ни пыжились и ни чванились, не кажемся ли мы на взгляд сверху чуток поменьше. Да и чего на свете не случается...

Но подчас нами овладевает невероятнейшая взыскательность, особливо в отношении других — и чего, мол, это вы мыкаетесь, чего хлопочете, кидаетесь из стороны в сторону, норовя оттяпать побольше; и на что вы тратите ваше дарование, ваш ум и время, теряя в погоне за всякой ерундой то самое ценное, что следовало бы беречь как зеницу ока. Но знайте, вы, не верующие ни в сон, ни в чох, ни птичий грай, что, как бы вы ни лелеяли и ни напитывали свое бренное тело, все равно вас подведет в конце концов ваше многотерпеливое брюхо, так как и оно, как все в мире, тоже изнашивается. Ха, будто бы я сказал какую-то новость... Но что поделаешь, такое напоминание ни для кого из нас не лишне! Так исполать же тебе — хоть не столь уж редкое, но все-таки исключение, — Гайоз Джаши...

Сейчас я объясню, почему:

Гайоз Джаши,

пока другой леденеет нутром, измышляя какую-нибудь пакость, твое вечно стесненное сердце теплеет, наполняется несказанным светом. Вы пишете стихи, к тому же тайком.

Уважаемый Гайоз!

Думаю, не имеет решающего значения, так ли уж хороши Ваши стихи, слишком слабы или чрезмерно уж посредственны. Главное в том, что, когда человек наполняет чернильницу, пододвигает ее поближе к себе и чуть дрогнувшей рукой берется за гусиное перо,— это уже хорошо. Ибо что-то происходит! И не столь уж обычное...

Гайоз-батоно,

это ничего, что теми же гусиными перьями многоразновидные пигмеи из числа властителей судеб рода человеческого подписывали всяческую чушь, всякие дурацкие законы-уставы-постановления, в Ваших руках, в Вашем деле гусиное перо — нечто совсем иное, ибо совсем иное пернатое терзает в клочья Вашу подвигнутую высоким влечением душу.

Многоуважаемый Гайоз,

Вас вечно теребит изнутри Ваша же собственная душа, потому что Вы, ища выхода и спасения, вечно скребете, подтачиваете на­пильником собственной души решетку печалей и горестей. Хоть Вы и человек стиха, однако можете вовсе и не ведать сами, насколько вам любезна свобода; но где оно, такое стихотворение! Вот Вы и мы­каетесь, подобно Киколи, в непроглядной тьме, и, кто знает, может, и набредете когда-то если и не на взметнувшийся под самое небо кос­тер, то хоть на угасающего светлячка, и то хорошо;

Глубокоуважаемый Гайоз,

пока Вы дерзаете и ищете, кто-то будто вычерпывает из вашей души деревянной ложкой всякого рода нечисть, и Вы полнитесь светом: человек, пишущий стихи, что-то или кого-то любит, а ведь и то и другое — прекрасно.

Батоно Гайоз,

Ваши влюбленные глаза не рыскают, как у других, по-бесовски черт-те где, ибо над вами властвует добрый бес — в том, Вашем деле даже бес может быть добрым; и что только не происходит при сочинении стихов; вот так оно и с Вами.

Силою любви маленький владыка, Гайоз!

Что с того, что вы пишете слабые стихи, все равно пылающие в сердце Вашем уголья требуют, чтоб в них постоянно вдыхали душу. И не велика в том беда, что Вы чуть-чуть втайне гордитесь собой, большое дело! — мы все не прочь немного порисоваться, недаром артистизм сродни поэзии; зато ведь как часто Вас гложут со­мнения, но о сомнениях потом. Писать стихи в Грузии очень трудно, ну и что ж такого, если порой Гайоз Джаши исподтишка тайком пописывал:

Молвит ястреб ястребице: — Люба ты мне, голубица...

Гайоз Джаши писал свои стихи втихомолку, по-воровски.

4

Рассвело мирное утро.

В один из райцентров Грузии — Сачхере — прибыл, всем на радость, поезд, доставивший сюда, в числе прочих, трех братьев Кежерадзе — Шалву, Василия и Григола.

Перейти на страницу:

Похожие книги