Она пообещала все разузнать и объявилась в пятницу днем.
– Ну, во-первых, на посещения в психиатрическое отделение необходим пропуск, и для того, чтобы его получить, нужно идти к заведующему. Он сегодня с четырех. Во-вторых, оспорить заявление и вызов Милы на основании того, что она лишена родительских прав, возможно, однако есть показания свидетелей, которые подтверждают, что Костя вел себя неадекватно.
– Как неадекватно? – Я была поражена. – Вы же видели запись. Там ничего такого. Наручники? Стихи? Что из этого неадекватно?
– Тонечка, я тебя прекрасно понимаю, но люди очень консервативны в определении нормальности.
– Любой станет ненормальным, если за ним приедет бригада садистов.
– Увы, для суда это не аргумент.
– При чем здесь суд? За что его судить?
– Так положено. Человека могут отправить на принудительное лечение только по постановлению суда. Хотя чаще всего – это лишь формальность.
– Но всем же понятно, что Миле просто нужна квартира.
– Это нам с тобой понятно, но для других у него слишком насыщенное подобными эпизодами прошлое. Я сегодня поговорю с заведующим, однако обнадеживать не хочу.
К заведующему мы попали лишь в половине шестого.
Сначала в нему кабинет отправилась Лариса Владимировна и провела там минут двадцать, за ней пошла я.
Врач был толстенький, гладко выбритый, румяный и блестящий.
– Здравствуйте. Я тоже по поводу Амелина.
– Слушаю. – Он подписывал бумаги не глядя на меня.
Голос у него оказался высокий и немного надрывный.
– Можно и мне пропуск, пожалуйста?
– А ты кто? – Оторвавшись от своей писанины, он поднял взгляд. – Родственник?
– Нет. Друг. Тоня.
– Тоня, значит. – Отодвинув в сторону бумаги, он кивнул: – Присаживайся.
В кабинете стоял сильный запах моющих средств. Окно закрывали жалюзи, а над столом висели дипломы в рамочках.
Я опустилась на край стула возле стола. И заведующий, сцепив руки перед собой в замок, в упор уставился на меня. Глаза у него были кругленькие, светлые и как будто пустые. Равнодушные и ничего не выражающие.
– Правильно ли я понимаю, что у вас любовь? – поинтересовался он бесцветным тоном.
Я кивнула.
– Я уже проинформирован о тебе. – Он выдержал многозначительную паузу. – И имею ясное представление о том, что ты являешься наиболее угнетающим фактором для неустойчивой психики пациента Амелина.
– Что? – Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать смысл его слов. – Это вам Мила наболтала?
Заведующий уклончиво повел плечом.
– Нашли кого слушать! Она вообще алкоголичка и лишена родительских прав.
Мне стоило держаться спокойнее и скромнее, выслушать его и не спорить, но слова выскакивали сами.
– Если позволишь, я закончу свою мысль. – В его голосе прозвучало высокомерие.
Выдохнув, я прикусила язык и вцепилась пальцами в сиденье стула.
– У вас сейчас переходный возраст. Такой период, когда физиология толкает человека на бунтарство, провокации, агрессию, однако если ты все же понимаешь разницу между сорванным уроком и неправомерным поступком, то Амелин далеко не всегда способен определить границу дозволенного, – заведующий говорил отвратительно монотонным фальцетом. – У него слишком подвижный эмоциональный фон, а обусловленное возрастом половое влечение проявляется через нарушения поведения: демонстративными реакциями с целью привлечь к себе внимание, агрессией, аутоагрессией и прочим. Проще говоря, он не способен себя контролировать, и твое влияние на него лишь усугубляет ситуацию, приводя к разрушительным последствиям.
– Что вы придумываете? – не выдержала я. – Какое еще влияние?
– Разве не ты спровоцировала его на побег из дома? – Кругленькие глазки буравили меня насквозь. – А на конфликт с матерью, место которой в его сознании ты пытаешься занять?
– Вы совсем? – Я так опешила, что растеряла весь словарный запас.
– Не пойми меня неправильно, я отнюдь не пытаюсь взвалить всю вину на тебя. И кому, как не мне, знать, что большинство детей, выросших в дисфункциональных семьях, травмированы до такой степени, что в будущем не способны стать частью здорового общества. Амелин, может, и неплохой парень и не виноват, что его жизнь сложилась именно так, но с этим ничего не поделаешь. Он уже был там, на темной стороне, а оттуда нормальными не возвращаются.
– Вы его совсем не знаете! – закричала я.
– Я знаю таких, как он: ущербных, травмированных и одержимых. – Заведующий тоже повысил голос. – Тех, кто упивается собственной болью и страданием, потому что был вынужден найти в этом удовольствие.
– Замолчите. Все это глупость и неправда.
– Люди с антисоциальными расстройствами личности никогда не могут прекратить использовать подобное поведение.
– Амелин – самый хороший человек на свете.
– Токсичные отношения затягивают. – Заведующий нарочно дожимал.
– Сами вы токсичный! – Я вскочила. – Думаете, я не знаю, что это? От токсичных людей хочется сбежать, с ними плохо – вот как с вами. Они навязывают свою точку зрения, унижают и не хотят считаться с чужой – вот как вы сейчас. А Костя делает меня сильной, важной и нужной. Рядом с ним мне спокойно и очень хорошо.
– В таком случае, милая моя, у вас типичная созависимость.