– О! – Лёхины синие глаза загорелись новой идеей. – А сделай татуху с ее именем. Это вообще беспроигрышный вариант. Если бить небольшую, ее потом нетрудно свести. Я уже выяснял.
Насчет татуировки я задумался. Это был хороший ход. Взять и написать «Я люблю Настю», чтобы у нее уже точно не осталось никаких вопросов.
Дома я появился в половине десятого. Свет в комнате не горел. Компьютер Дятла тоже. Он лежал повернувшись лицом к стене и громко сопел.
– Эй, – тихо позвал я. – Что с тобой?
Он не ответил.
– Температура поднялась? Зачет не сдал? Маркову проиграл? С бабушкой поругался? Эй, алло!
Ноль реакции.
– Я тебя чем-то обидел? Если да, то дай знак, потому что я не помню и не знаю про это.
В ответ раздался глубокий судорожный вздох.
– Да, – едва слышно прошептал он.
– Что да?
– Всё. Все, что ты перечислил. И бабушка, и зачет, и Марков…
В его голосе послышались слезы.
– Вань, ну ты чего? – Я силой развернул его к себе, и он выставил вперед огромную белую клешню.
– Что это за ужас? – отшатнулся я.
– Рука моя.
– А что с ней?
– Сломал.
Я собирался уже было пошутить что-то по этому поводу, но он вдруг резко обхватил меня и, уткнувшись в плечо, зашмыгал.
– Эй, ну ты чего? Подумаешь, трагедия! Или она у тебя болит?
– Не болит.
– Тогда не реви.
Но Дятел прижался еще крепче. Шею обдало горячим дыханием.
– Не вздумай в меня высморкаться, – предупредил я.
Послышалось нечто похожее на сдавленный смех.
– Расскажешь, что случилось?
Дятел затряс кудряшками. Еще немного – и он был готов разрыдаться в голос.
– Хочешь, развеселю? – Я достал телефон и покрутил перед ним.
Он всегда отличался любопытством, поэтому устоять никак не мог. Тут же отстранился и легонько кивнул. Вид у него был несчастный. Нос покраснел, в глазах стояли слезы. Похоже, страдал он уже давно.
Я включил запись нашего снежного челленджа и сунул ему в руки.
– Только громко не смейся, а то бабушка придет и тоже захочет посмотреть. А ей такое нельзя.
После этих слов Дятел еще крепче вцепился в телефон здоровой рукой.
Пока он смотрел по очереди всех нас и трясся от смеха под одеялом, я успел переодеться и сделать вылазку за едой.
На кухне меня застукала Аллочка в ночнушке.
– Ну почему ты каждый раз приходишь так поздно? – негромко упрекнула она. – Неужели тебе так плохо дома?
– Так получилось.
– У тебя это каждый день.
Она преувеличивала, но я решил не вступать в пререкания.
– А что с Ваней случилось? Почему у него рука сломана?
– Он тебе не сказал?
– Он очень грустит и не хочет разговаривать.
Аллочка вздохнула:
– Бежал по улице, поскользнулся и упал.
– А чего это он бежал? – удивился я. – Он вроде болеет.
– Вот именно. Он еще болеет, и бабушка строго-настрого запретила ему выходить из дома. Даже на зачет. А он от нее сбежал.
Услышать, что Дятел сбежал от бабушки, было немыслимо.
Я расхохотался, и Аллочка сокрушенно покачала головой:
– Ничего смешного. Как он теперь сессию сдавать будет? Это же первый курс. Отчислят как нечего делать.
– Сдаст, – заверил я. – Это же Ваня. Он всегда все сдает.
Когда я вернулся в комнату, Дятел уже сидел в кровати и на его красном от слез лице блуждала легкая улыбка:
– Здорово вы там повеселились. Что это за место такое?
– Помещение квеста. Он временно закрыт.
Глаза Дятла расширились.
– А можно мне тоже туда? Пожалуйста, Никит.
– Тебя теперь бабушка еще месяц из дома не выпустит.
– Не-е-ет. – Он свалился на подушку и принялся биться об нее головой.
– Ладно-ладно. – Я подсел. – Давай после Нового года? Все успокоятся, и мы с тобой съездим.
– Спасибо, – прошептал он. – Просто я чувствую, что жизнь проходит мимо меня. Все веселятся и гуляют, а я сижу тут дома больной.
– Вань. – Я строго посмотрел на него. – Ты и до болезни дома сидел. Играл в свой дурацкий «Старкрафт» и ругался с Марковым в блоге. Кстати, я не знал, что у тебя есть блог. Покажешь?
Он безнадежно взмахнул клешней.
– Все. Теперь все. Больше ничего не будет. Ни блога, ни «Старкрафта». Ничего, – произнес он с чувством драматического актера.
– У тебя вторая рука есть. Чего страдать?
– Я же классический правша!
– Некоторые люди и ногами писать могут, – попытался приободрить его я.
– Ну, хорошо. Допустим, писать я смогу. Но играть – нет. Это невозможно. Все кончено, Никит! – Он выдержал паузу, чтобы отдышаться. – У меня двадцать девятого финальный турнир.
– Марков тоже участвует?
– Он в этом турнире в прошлом году победил и теперь в другой лиге. Я был уверен, что догоню его. А теперь все потеряно. Следующий состоится только через год.
– Ну и хорошо. Как раз потренируешься еще.
Я хотел сказать, что это детская проблема и глупости, что некоторым людям жить негде, а он запаривается из-за какого-то дурацкого турнира. Но не стал, чтобы не усугублять ситуацию.
Однако все это, вероятно, отразилось на моем лице.