Только мы

Ясноглазые поразили старика своим парадоксальным мышлением, они разбирали Тору на уровне опытных каббалистов, если не глубже. Мало того, они вскоре знали больше, чем он сам, как это ни поразительно – ведь Шломо изучал Тору почти всю свою жизнь, а ему недавно исполнилось семьдесят. Дети забирались в такие дебри, что он с трудом понимал, о чем они говорят. Их неожиданные вопросы поражали и заставляли задумываться о вещах, о которых он никогда не задумывался, считая их самими собой разумеющимися. Для рава это стало откровением. От работы с ясноглазыми он получал не сравнимое ни с чем удовольствие. И постепенно начал понимать, что они – это будущее. Точнее, надежда на лучшее будущее для всего народа.

Войдя в библиотеку, Шломо улыбнулся – Игаль, Дорон и Моше, как обычно, читали толстые старые книги. О, они уже до Рамбама добрались. Интересно будет послушать мнение детей о его теориях. Впрочем, сейчас не до того. Старик подошел к Игалю и дотронулся до его плеча. Тот поднял ясный взгляд и улыбнулся. Затем посмотрел на друзей, они молча наклонили головы. И в тот же момент все остальные ученики начали покидать библиотеку. Вскоре они остались вчетвером.

– Мы уже все знаем, рав Шломо, – негромко сказал Дорон. – Не надо бояться, все идет, как должно.

– Они хотят вас убить! – старик прижал руки к груди. – Они вас боятся!

– Мы знаем, – снова улыбнулся мальчик. – Но они боятся всего, что им непонятно. И прежде всего они боятся самих себя. Только убить нас не так просто, как им кажется. Убьют одних, появятся другие.

– Тем более, что первый замок открыт, – добавил Моше.

– Первый замок?.. – удивился рав. – Что это?

– Ты сам вскоре поймешь. – Глаза Игаля смотрели ему как будто в самую душу.

– Хорошо, – не стал спорить Шломо, зная уже, что это бесполезно. Ясноглазые говорили только то, что считали нужным, и когда считали нужным. – Но вас же так мало…

– Ты ошибаешься, – заверил Дорон. – Мы есть везде. И в Америке, и в России, и в Саудовской Аравии, и во многих других странах.

– Так вот почему американцы забеспокоились?.. – ахнул старик. – А я-то думал…

– Именно поэтому, – подтвердил Моше. – Нескольких из нас они все же убили, причем подло и тайно. А над Джеком в своей лаборатории ставят бесчеловечные эксперименты. Недавно отрубили ему руку, чтобы проверить уровень регенерации. Мы знаем, что с ним делают, но ничем пока помочь не можем…

В голове рава словно счеты защелкали, сказанное детьми как-то сразу встало на свое место.

– Значит, нужно открыть второй замок? – глухо спросил он, сам не осознавая, что и почему спрашивает.

– Ты начинаешь понимать, – ясноглазые переглянулись. – Всего замков шесть, и ты ключ для одного из них. Чтобы помочь Джеку, нужно открыть, как минимум, третий, тогда тот, кто сможет, придет к нему. Без этого он обречен. А третий зависит от тебя.

– От меня?.. – нахмурился Шломо. – Но что я должен делать?

– Ты поймешь, – хором отозвались ясноглазые. – Но понять ты должен сам, иначе нельзя. Молись Ему, Он укажет путь. Но молись не в миньяне[8], а сам – так нужно.

– И ничего не бойся, – добавил Игаль. – А прежде всего – не бойся себя. Не уподобляйся им – ты можешь. Открой глаза и иди туда, куда позовет тебя твоя душа. И да благословит тебя Создавший Мир.

Шломо еще немного постоял, глядя на требовательно смотрящих на него ясноглазых детей. Их наполненные светом взгляды были столь чисты, что он прослезился – они изливали на него тепло. Значит, молиться? Что ж, это дело хорошо знакомое. Вот только в одиночестве молиться непривычно, среди евреев это не принято. Но ничего страшного.

Оказавшись в своем кабинете, старый рав устало опустился на стул. Его не оставляло ощущение, что вот-вот все изменится, по крайней мере, для него. Странное ощущение! Чем оно вызвано? Что именно должно измениться? Или он сам должен измениться? Но как?!

Шломо встал, взял с полки старый, истрепанный сидур и открыл его на странице вечерней молитвы, солнце как раз зашло. Однако первые произнесенные им слова оказались неожиданными для него – эти слова обычно произносили только во время утренней молитвы, шахарит:

– Шма Исраэль! Ад-й элокэйну – Ад-й эхад!

И словно огромная тяжесть упала с плеч. Шломо начал истово молиться, как не молился, наверное, еще ни разу в жизни. Он пребывал не здесь – он молил Творца о помощи. Не себе, ни в коем случае не себе – детям…

Кабинет словно подернулся туманной дымкой, рав уже не видел его, он отдавался молитве всей своей сущностью, без остатка. И ему казалось, что Творец с доброй улыбкой взирает на него.