– Но дело в том, – заговорила вслед за ним Леночка Сырцова, – что мозаика может сложиться бесконечным множеством способов. И действия составляющих ее элементов имеют значение в каждый последующий момент. Поэтому, зная, как они поступят, можно предвидеть пути, ведущие туда или сюда. Общее изменение не остановить, мозаика сложится все равно. Вопрос, сколь сильным будет разделение сущностей, и от этого зависит все.
– Есть три пути: изменение, распад, коллапс, – сменил ее голос кого-то из детей позади Назгула. – По-прежнему не останется, как бы ни хотелось этого зашедшим в тупик. Они уже сделали все возможное, чтобы погубить себя и весь мир. Мироздание ответило, закрыв им прежний путь, и все попытки идти по нему дальше приведут только к пропасти.
Назгул, слушая ясноглазых, пытался хоть как-то осмыслить их слова. Что-то он понимал, как ему казалось, что-то – нет. Похоже, дети мыслят совершенно иным образом, непривычным и непонятным. У них – другая логика. А может – и не логика вовсе.
– Но что я должен делать? – растерянно поинтересовался прокурор.
– Пока неясно. В каждый нужный момент нужно действовать правильно.
– А как правильно?
– Чтобы ключ подошел к замку.
– Б-р-р! – ошалело потряс головой Назгул. – Ничего не понимаю.
– Ты поймешь, – заверила Леночка Сырцова. – Ты обязательно поймешь, просто не сейчас. Сейчас еще не время. Сейчас замок еще не готов принять ключ. Он даже не осознает, что он замок.
– Придет время, ты встретишься с другими ключами, – вставил Саша Вихрев. – Они уже кое-что поняли, но не осознали. Ты поможешь. Или они помогут тебе.
– В Америке ты встретишь человека. Мы пока не знаем, как его зовут. Знаем только, что он байкер, как и твой друг Баффа. Он – еще один ключ. Его замок известен.
– А сколько всего ключей? – Назгул сам не понял, почему задал этот вопрос, он почему-то показался крайне важным.
– Он включается, – дети переглянулись. – Ключей пять. Возможно – шесть. Это еще не определено. Места сосредоточения – Америка, Новая Зеландия, Саудовская Аравия и Япония. Значение имеет Парагвай. Включение – Фиджи. Но не спеши побывать везде. Ты окажешься в нужном месте в нужное время. Путь начат, и его нужно пройти до конца, иначе неопределенность увеличивается до бесконечности.
– Да уж, ребятки, озадачили вы меня… – Назгул устало потер виски. – Сделаю, что смогу.
– Твой друг Баффа тоже важен, – заметил Миша Гольдштейн. – Его путь начат. Ему многое предстоит, если поймет все правильно. Но ему подскажут, когда потребуется. А теперь иди, Назгул.
– А…
– Ты все узнаешь со временем.
И дети начали по одному, по двое расходиться в стороны, как будто растворяясь во внезапно поднявшемся тумане.
Кто станет свободным – вечен.
Ведь вечность – дитя свободы,
А путь, что покоем мечен,
Всегда – тупик без исхода.
Всегда – лишь сон без рассвета,
Всегда – лишь надежда без веры…
Но – да охранят тебя Двери,
Что выше и Тьмы, и Света.
Удобно устроившись в мягком кресле бизнес-салона «Боинга-777», Назгул изредка бросал ленивый взгляд в иллюминатор и продолжал размышлять. До посадки в аэропорту Далласа осталось немногим более часа, самолет уже давно летел над территорией Штатов. Что ждет его там? Назгул терялся в догадках, особенно вспоминая разговор с детьми. На душе было неспокойно, предчувствие чего-то нехорошего не оставляло его.
В то же время он постепенно осознавал вещи, над которыми раньше предпочитал не задумываться. И это тоже не давало покоя. Ему очень не хотелось переходить черту, окончательно отказываться от человеческой части себя, но переход происходил сам собой, и ничего поделать с этим было нельзя.
«Так чем же отличаемся мы и они? Кто мы и кто они? Наверное, так: они принимают этот мир таким, какой он есть, считают его звериные законы нормой, а мы – нет. Мы физически не способны принять эти законы. Нам приходится притворяться или умирать. Третьего не дано. А у многих из нас нет даже этого выбора, такие не могут притворяться, таким остается только умирать. Мы хотим иного мира, более доброго, яркого и понимающего. Мы не хотим платить за свой успех чужой болью, мы просто не понимаем, как можно добиваться успеха за чужой счет. Да и хотим мы не успеха, а просто жить по-настоящему, быть самими собой, не скрывая этого ни от кого! Здесь мы такой возможности лишены. Здесь мы – горстка сумасшедших, которых никто не воспринимает всерьез. Впрочем, а нужно ли нам, чтобы они нас воспринимали всерьез? Нет, не нужно. Мы и они слишком чужды друг другу. Принадлежим, как будто, к одному биологическому виду, но это внешнее. На самом деле – к разным. Черезчур отличны внутренне. До полной несовместимости.