— Красивая квартира, — хвалю я, бесшумно ступая по коридору. Волнений и сомнений, как в первый раз, уже нет, но и бравой уверенностью тоже не могу похвастаться. Интересно, кому-нибудь вообще удавалось легко и непринуждённо изменять своему супругу?
В сравнении с его недавним пылким поведением Матвей тоже кажется немного притихшим. Хотя, скорее всего, так он даёт мне возможность оценить его новое жильё. Наверное, ему даже важно моё мнение.
— Две комнаты, да? — уточняю, крутя головой по сторонам. — Аренда очень дорогая?
Последний вопрос явно лишний, ибо покушается на финансовую независимость Матвея, однако забрать свои слова назад я уже не могу.
— Я всегда трачу столько, сколько могу себе позволить, и лишь на то, в чём действительно чувствую необходимость. — Его слова на первый взгляд звучат спокойно, но в тоне читается вызов. — Не нужно за меня волноваться.
Я киваю в знак молчаливого извинения. Надо наконец выключить в себе желание думать за других. Для этого как минимум нужно в себе разобраться.
— Чай будешь? Или вино?
Я не удерживаюсь от улыбки.
— У тебя появилось вино?
— Подумал, вдруг ты захочешь.
— Пожалуй, лучше чай.
Кухня совсем не в моём вкусе, но всё равно хороша. Чёрный матовый гарнитур и серая гранитная стойка олицетворяют исключительно мужской дух. Матвею подходит. Не каждого человека можно переместить в лучшие условия и уверенно сказать, что он в них органично вписывается. Матвей же вписался, не прилагая никаких усилий.
— Садись. — Он выдвигает для меня стул. — Я пока чай заварю.
Мне одновременно смешно и странно. Кажется, Матвей не знает, как сменить образ обходительного хозяина на то, что нам обоим сейчас больше подходит. Ну или же считает, что, накинувшись, оскорбит меня в лучших чувствах. Я помню те его слова. Дело не только в сексе, и ему всё во мне интересно. Но сейчас ему не нужно меня в этом убеждать.
— Сядь лучше ты. — Проигнорировав выдвинутый стул, целенаправленно иду к гарнитуру. — Давай лучше я за тобой поухаживаю. Где чай? Верхний ящик? Справа-слева?
— Слева, — с небольшой запинкой отвечает Матвей и даже спорить, на удивление, не пытается.
Я распаковываю запечатанную коробку с заваркой и, когда оборачиваюсь уточнить, где чайник, вижу, что он по-прежнему стоит, прислонившись бёдрами к столу. Без сомнений, всё это время Матвей меня разглядывал.
Я улыбаюсь и не спешу отводить глаза. Легко быть кокетливой и смелой, когда знаешь, что мужчина напротив хочет тебя в эту самую секунду. Мои пальцы ещё помнят твёрдость его члена под брюками. Это тоже помогает.
— Такой дерзкий в офисе и такой скромный дома. — Моя улыбка расползается шире, и, чтобы её остановить, приходится быстро прикусить губу. — Куда подевалась твоя смелость?
Снова отвернувшись, открываю первый попавшийся ящик в поисках чайника. Хотя на деле мне на чайник плевать. Я вообще не хочу пить.
Поясница невольно прогибается, когда позади слышатся шаги. Шумно выдохнув, я закрываю глаза — Матвей бесцеремонно проталкивает руку между мной и столешницей и дёргает меня назад. Его жаркое дыхание ударяется мне в затылок, в крестец вонзается эрекция. Он хочет, чтобы я её почувствовала.
— Смелость никуда не делась, — хрипло возражает он и, собрав по ноге подол платья, рывком задирает его.
Задохнувшись от острого прилива возбуждения, я впиваюсь пальцами в края столешницы. Потом отвечу на все его вопросы. Что его там интересовало? Любимый предмет в школе? Любимый фильм? А сейчас я хочу почувствовать всё то, что успела почувствовать с ним. Отсутствие контроля. Помешательство. Похоть. Живые эмоции.
Я расставляю ноги шире, когда слышу шорох ткани за собой. Жмурюсь, когда ладонь Матвея скользит по моим ягодицам, стаскивая бельё. Можно предложить пойти в спальню, но разве стоит ломать этот момент? У меня была куча запланированного секса в кровати — сверху или снизу. Поэтому так ценно то, как это происходит сейчас.
Щёки вспыхивают, когда обнажившийся член жалит кожу бёдер и несколько раз бьёт меня по ягодицам.
— Так тебе достаточно смело? — неровный, глухой голос Матвея низкой вибрацией проникает в ухо.
Я снова кусаю губу — горячая головка с влажным звуком проталкивается внутрь меня.
Ногтям становится больно от того, с каким рвением я пытаюсь продавить их в полированный камень. Хочется хрипеть, визжать и бесстыдно охать.
Матвей разворачивает моё лицо ладонью, всасывает губы и тут же их отпускает.
— Достаточно смело трахаю? Говори.
Я не умею говорить. Это он честный и раскованный. А я не могу. Не научена. Поэтому всхлипнув от нового толчка, просто киваю.
Его бёдра со шлепком врезаются в мои, заставив остатки воздуха вылететь из лёгких.
— Говори.
Нет ничего сложного в том, чтобы просто сказать «да», — тем более что я сама начала эту игру, — однако это короткое слово словно приклеилось к горлу.