Только между нами

— Не ожидала тебя здесь встретить, — наконец выговариваю я, поняв, что от Матвея помощи ждать не придётся.

— Я так и понял, судя по тому, что ты сбежала.

— То, что я не стала пробираться к тебе сквозь толпу, чтобы поздороваться, едва ли означает бегство.

— Ты знаешь, о чём я, — замечает он, до шипения сдавливая фильтр губами. — Но не суть.

Сейчас Матвей другой. В нём больше не ощущается лёгкости и озорства, но кажется, присутствует разочарование. Не из-за меня же? Я тут совершенно ни при чём. Он слишком искушён женским вниманием, а у нас всего лишь однажды случился секс.

— Ты здесь с кем-то? — спрашиваю я и лишь потом понимаю, что этот вопрос задавать не стоило по нескольким причинам. Может показаться, что это имеет для меня значение.

Как будто меня не ранит, что, возможно, Матвей пришёл сюда с девушкой!

— Мой друг должен сюда подъехать. Но он, как обычно, опаздывает.

— Ясно. — Я перевожу взгляд на свою сигарету и понимаю, что она истлела больше чем на половину. Это означает, что нужно возвращаться. — Ну тогда хорошего вечера. — Разжав пальцы, я отпускаю окурок в урну и улыбаюсь Матвею одними губами. — Повеселись.

Ничего не ответив, Матвей провожает меня глазами. Мне снова холодно, да так, что лязгают зубы. Стук собственных каблуков, отмеряющих прямую коридора, отдаётся в груди гулкой вибрацией. Нужен план. Например, заказать новый коктейль и поболтать о чём-нибудь с Кристиной. Она немного похожа на Веру: умеет заряжать своими непосредственностью и позитивом.

Я могу вернуться к нашему столу тем же путём, каким от него уходила, но вместо этого выбираю более сложный — через танцпол. Может быть, хочу попробовать потанцевать, а может, не хочу вновь встречаться с Разумеевым. С недавнего времени я путаюсь в собственных желаниях.

Меня постоянно задевают чьи-то руки, плечи и покачивающиеся бёдра. Я не раздражаюсь и не злюсь. Толпа — она такая. Музыка… Слишком плавная, что ли, и слишком тягучая, чтобы суметь слаженно под неё двигаться. Ну или я просто ни черта не понимаю в современной клубной культуре.

Перестаю идти, когда чувствую на себе чьи-то ладони. Это не случайное прикосновение — для этого оно чересчур затянулось. Свет стробоскопа удар за ударом хлещет меня по глазам, а я продолжаю стоять без движения. Прикосновение разрастается: сначала обжигает теплом спину, потом становится горячо бёдрам и шее. В груди раскатисто ухает, по предплечьям и ногам пляшут мурашки. Запах, обволакивающий меня, перебивает запахи сотни танцующих. Сигареты, дерзкая молодость и кондиционер для белья. Из-за этого не получается задержать дыхание. По этому запаху я, оказывается, так сильно соскучилась.

Не знаю, двигаюсь я сама либо же это Матвей нас покачивает. Предпочитаю думать, что это делаю я, ведь в противном случае он станет главным. Чувствую, как его дыхание меняет тональность, становится сбивчивым, и как моё делает то же самое. В груди и животе снова беснуется пожар, усиливающийся действием алкоголя. Я не ошибалась насчёт толпы. Здесь действительно никому нет ни до кого дела.

Дёргаю плечом и поворачиваюсь. Плохая привычка — спасаться бегством. В свете прожекторов глаза Матвея кажутся янтарными.

Я говорю ему что-то правильное. О том, что так не должно быть и нам нужно держать дистанцию. Спрашиваю, для чего он за мной пошёл, и напоминаю, что здесь, в клубе, есть десятки девушек, готовых осчастливить его своей компанией. Но едва ли мои слова достигают цели: слишком громко орёт музыка, и к тому же Матвей не предпринял попытки наклониться, чтобы меня расслышать. А я сама не пытаюсь повысить голос.

— Не бегай от меня. — Вот теперь он наклоняется так, что его губы трогают мои волосы. — Не проходит у меня, понимаешь? Ни с кем не трахаюсь, ни на кого не смотрю. В этот клуб ради тебя притащился.

Эйфория. Сильнейшая, всепоглощающая эйфория разливается во мне вместе с этими словами. Я не могу её контролировать. Она как рефлекс: возникает сама собой и никуда не уходит.

— Подслушиваешь чужие разговоры, Сопляк, — шепчу я, снова не заботясь о том, сможет ли он услышать.

Не знаю, кто кого целует, — предпочитаю думать, что Матвей меня, ведь в противном случае я буду выглядеть безнравственной тряпкой, не способной нести ответственность за принятое решение. Какое оправдание найти тому, что я, задыхаясь, целую его в ответ и крепко обнимаю за шею, ещё не успела придумать.

29

Стелла

— Стелла Андреевна, до вас Роман Анатольевич не может дозвониться, — с подчеркнутой вежливостью сообщает Елисеева, глядя на меня с высоты своих двенадцатисантиметровых каблуков.

Интересно, если бы рост Романа не стремился к впечатляющему метру девяносто, смогла бы она переключиться на скучные балетки?

— Спасибо, я сейчас к нему зайду, — говорю я и про себя отмечаю, что не испытываю даже толики раздражения при взгляде на её полупрозрачную рубашку, скорее подчёркивающую, нежели скрывающую кружевной бюстгальтер от люксового итальянского бренда. У меня есть такой же, только чёрный.