Только лучшее

Это походило на одну из семейных шуточек. Берни улыбнулся, вешая трубку, и подумал, не станет ли однажды таким же, как мать (если, конечно, у него когда-нибудь будут дети, хотя, похоже, это ему не грозило). Год назад одна его девушка несколько дней думала, что беременна. Тогда у Берни мелькнула мысль попросить ее оставить ребенка, чтобы у него в конце концов появился сын или дочь. Они оба испытали облегчение, когда тревога оказалась ложной, но пару дней мысль о ребенке казалась ему интересной. Впрочем, Берни не жаждал иметь детей: был слишком увлечен своей работой и, кроме того, всегда считал, что ребенок должен быть плодом любви. В этом смысле он все еще оставался идеалистом, а сейчас на горизонте не было ни одной вероятной кандидатки на роль возлюбленной.

Берни смотрел в окно и думал, каково ему будет отказаться от светской жизни, перестать встречаться с девицами, которые ему в данный момент нравились. Покидая магазин этим вечером, холодным и ясным, как хрустальный колокольчик, он чуть не плакал. Ветер наконец стих, и Берни не стал ждать автобуса, пошел пешком: сначала до Медисон-авеню, а потом в центр города. По пути он поглядывал на витрины магазинов, мимо которых проходил. Снегопад кончился, и город выглядел как в сказке. Кто-то катался на лыжах, дети играли в снежки. Не было даже обычного для часа пик потока машин, ничто не нарушало идиллию, и у него стало легче на душе. Берни дошел до своего дома и стал подниматься на лифте. Ему претила сама мысль уехать сейчас из Нью-Йорка, он не мог даже представить это, но выхода не видел. Разве что уволиться… Но нет, это не выход. Он понял, что выбора нет, и у него упало сердце.

Глава 3

– Куда-куда ты уезжаешь? – мать смотрела на него и, казалось, не понимала, как будто он сказал какую-то нелепицу, например, что вступил в колонию нудистов или решил сменить пол. – Они тебя увольняют или просто понижают в должности?

Не очень-то она в него верит – впрочем, как всегда.

– Ни то ни другое, мама. Они попросили меня управлять новым магазином в Сан-Франциско. Это самый важный из наших магазинов, не считая нью-йоркского.

Берни сам не понимал, почему пытается убедить мать, что это хорошее предложение. Может, потому, что все еще хотел убедить в этом самого себя? Он дал Берману согласие два дня назад, и с тех пор мысль о переезде продолжала его угнетать. Ему дали небывалую прибавку к зарплате, к тому же Берман напомнил, что в один прекрасный день он станет управлять «Уольфс» самостоятельно – возможно, уже вскоре после возвращения в Нью-Йорк. Что еще важнее, Берни знал, что Пол Берман ему благодарен, но ему все равно было трудно смириться с переменой, он вовсе не рвался переезжать. Нью-йоркскую квартиру Берни решил сохранить, а в Сан-Франциско просто снять жилье. Он уже предупредил Пола, что хотел бы вернуться в Нью-Йорк через год. Ему ничего не обещали, но он все же надеялся: больше просто не пережить, – но матери ничего не сказал.

– Но почему Сан-Франциско? Они там все хиппи, вроде бы даже одежду не носят.

Берни улыбнулся:

– Носят, причем очень дорогую. Тебе нужно как-нибудь приехать ко мне и увидеть самой. Вот, например, на открытие магазина.

Рут Файн посмотрела на него так, словно он пригласил их на похороны:

– Возможно. Когда это будет?

– В июне.

Берни знал, что на это время у них нет никаких планов. В июле они собираются в Европу, но до тех пор у них будет полно времени, чтобы съездить к нему.

– Не знаю, посмотрим. У твоего отца плотный график приемов…

Она всегда кивала на отца, когда надо было переложить на кого-то принятие решения, но он, похоже, не возражал, хотя сейчас, когда они сидели в «21», взглянул на сына с грустью и участием. Это был один из тех редких моментов, когда отец выглядел расслабленным и его мысли не были поглощены работой.

– Сын, это в самом деле для тебя повышение?

– Да, папа, – честно ответил Берни. – Это очень престижная должность. Пол Берман и совет директоров предложили этой работой занялся именно мне, хоть я и предпочел бы остаться в Нью-Йорке.

– У тебя с кем-то серьезные отношения? – наклонилась к нему через стол мать.

Берни рассмеялся:

– Нет, мама, просто мне нравится Нью-Йорк, но я надеюсь вернуться не позже, чем через год-полтора. Ничего, переживу. И потом, Сан-Франциско не самое плохое место на земле, есть и похуже. Это мог быть Кливленд, или Майами, или Детройт… Не то чтобы с этими городами что-то не так, но они не Нью-Йорк.

Он снова печально улыбнулся родителям.

– Говорят, в Сан-Франциско еще те нравы! – гнула свое Рут, с тревогой глядя на единственного сына.

– Не волнуйся, я могу о себе позаботиться. Мне будет вас не хватать.

– Ты что, совсем не собираешься сюда приезжать?

На глазах матери выступили слезы, и Берни ей почти поверил, если бы не одно «но»: она так часто плакала, когда ей это было выгодно, что ее слезы стали меньше его трогать. Он похлопал ее по руке и пообещал:

– Я непременно буду приезжать, когда смогу, но и вы должны ко мне приехать на церемонию открытия. Это должен быть великолепный магазин.