Только хорошие умирают молодыми

Вечером Музыкант, разумеется, отправился к Кравченко. Посмотреть на политику. Как-то раз, споря с Денисом, он понял, что представления не имеет, какие драки происходят сегодня под ковром, кто в какую сторону тянет одеяло и как вообще это одеяло выглядит. В мире снайпера все было просто: прицелился и выстрелил. Попал или не попал. Убил ты — или убили тебя. Ладно, вздохнул он, посмотрим, как бывает по-другому.

Когда он пришел, большинство уже было в сборе. В квартире было накурено, сизые табачные облака колыхались под потолком. Музыкант поморщился. Он не курил и не понимал, почему курильщики считают своим неотъемлемым правом прованивать любое помещение, в котором они собираются.

Даже по тому, кто где устроился, можно было получить хотя бы приблизительное представление о том, кто как к кому относится. Штабисты оккупировали диван: высокий, подтянутый Доцент в привычных золоченых очочках, похожий на щеголеватого штабс-капитана из старых фильмов про Гражданскую войну; усатый Вась-Палыч, смахивавший на внешне простенького, а на деле — вполне себе на уме, хитроватого и прижимистого колхозного директора; широкоплечая, с невыразительным плоским лицом Бой-баба; немногословный Атаман, который до Катастрофы вступил в какое-то казачье войско и до сих пор по праздникам щеголял иногда в синих штанах с лампасами.

Возле окна на скрипучем деревянном табурете без обивки уселся, привалившись к стене, Денис. В метре от него развалился в кресле бородатый длинноволосый Батюшка — самый настоящий, всамделишный священник. Большинство людей, имевших отношение к церкви, не пережило Катастрофы. Батюшка же быстро забыл о смирении и научился метко стрелять из автомата и ловко драться врукопашную. Нельзя сказать, что у него сейчас была обильная паства. Многим было просто не до Бога, тем более что непохоже было на то, что Богу есть до них какое-нибудь дело.

Правее на стульях сидели двое незнакомых Денису пожилых мужчин. Судя по тому, что стулья стояли близко друг к другу, пожилые мужчины пришли вдвоем. По другую сторону дверного проема сидела смутно знакомая кудрявая рыжая женщина в черных брюках и темно-синем свитере. У противоположной окну стены расположился на полу — видимо, стульев не хватило — молодой парень, ровесник Олега, в скрипучей кожаной куртке-косухе и лысый. Его Олег немного знал. Мишка Панченко после Катастрофы был одним из вожаков байкерской банды, носившей громкое название «Ангелы ночи», но одним из первых пошел под руку Штаба и уже тут развернулся на полную, склоняя бывших товарищей на сторону новых лидеров. Говорят, в тех, кто не хотел принимать власть Штаба, Мишка стрелял не задумываясь. «Ангелы» назначили за его голову немалую награду, но — вот он, Мишка, жив до сих пор, а кто сейчас помнит «Ангелов»? Глориа мунди транзит очень быстро. Только хорошие умирают молодыми, хотя в случае с байкерской бандой все было совсем не так. По крайней мере, хорошими их точно не назовешь.

Как раз в тот момент, когда Олег вошел в комнату, разговор на мгновение затих.

— О чем речь? — поинтересовался Музыкант, воспользовавшись удачно возникшей паузой.

Вась-Палыч скривился, Доцент похлопал его по плечу. Пожилые мужчины обменялись несколькими словами шепотом. Мишка Панченко приветственно помахал рукой.

— Как всегда, — ответил на вопрос Олега Денис. — Обо всем и ни о чем. Называется: Штаб контактирует с общественностью.

— Не сказал бы, что ни о чем, — возразил Панченко. — Про то, что надо выигрывать войну, поговорили. Потом обсудили, что надо войну выигрывать. А затем еще поспорили о том, что войну выигрывать надо. Вот сам посчитай: целых три темы. Неплохо, да?

Полузнакомая женщина ехидно улыбнулась и тоже хотела что-то сказать, но все-таки промолчала.

— Юморист, — пробасил Батюшка.

— Точно, — поддержал его Вась-Палыч. — Этим… молодым… им лишь бы шутить. Им кажется, что все так просто — взял и победил. Похватали шашки — и вперед на танки. Только не получается так, ребятки.

— Вот так и общаемся, — пояснил Денис будто бы для Музыканта, а на самом деле — для всех присутствующих. — О чем ни заговори — вы ничего не понимаете, только мы понимаем. И ведем вас к победе. А какими дорогами ведем и когда будет победа — это вас не касается.

Вась-Палыч что-то недовольно пробурчал. Доцент и Бой-баба переглянулись, но ничего не сказали. Доцент, правда, улыбнулся. Олег знал, что молчание штабиста могло сказать больше, чем двухчасовая речь того же Вась-Палыча. Оно означало: спорьте-спорьте, возмущайтесь, ругайтесь, обвиняйте, требуйте… а мы будем гнать состав в том направлении, которое нам кажется верным. С какой-то точки зрения Музыкант был даже согласен признать его правоту.