Только играй

Многозначительное молчание Калеба и его лицо, которое находилось так близко, всё больше и больше пробуждало во мне чувство презрения к самой себе.

Мне нравится, как он на меня смотрит.

Нравится чувственность во взгляде.

И резкие движения кадыка – единственное в его образе, что хоть немного намекает о нервозности. И это нравится мне больше всего.

Мики был первым и единственным мужчиной в моей жизни. И я уже не помню этих ощущений, когда кто-то смотрит на тебя такими горящими глазами.

Был?.. Я так и сказала?

Пульс учащался. Его аромат кружил голову. Сердце трепетало в груди, а кожа покрывалась мурашками от движения его ладони вниз от макушки моей головы и до оголённого участка шеи.

– Что ты делаешь? – сбивчиво прошептала я.

– Прошу тебя снять парик, – без улыбки ответил Калеб. – Всего-то…

– Это… это сложная манипуляция, Калеб. И я не шучу. Давай просто… просто… – Слегка встряхнула головой. – Что мы здесь делаем? Зачем ты привёл меня сюда?

Калеб опустил руку и расслабленно улыбнулся:

– Не беспокойся. Точно не для того, чтобы увидеть Симпсонов на твоих трусиках.

Что?

Что-что?

Поверить не могу, что Калеб это сказал.

Сказал же?

С блуждающей на губах легкомысленной ухмылкой он неряшливо взлохматил свои волосы и, отступив на шаг назад, перевесил через плечо гитару.

– У тебя всё равно нет шансов. – Чёрт! И с какой стати это прозвучало так, будто я с ним заигрываю?!

– Шанс есть всегда, – парировал Калеб. – Разве не ты мне об этом недавно сказала? – Ухмыльнулся. – Но планов на твои трусики у меня точно нет. Сегодня.

– Твои шутки становятся определённо лучше, – с сарказмом заметила я, игнорируя странные ощущения внизу живота. И я отлично знаю эти ощущения – точно пёрышком щекочет.

Отлично. Теперь Калеб оказался способным возбудить меня одной глупой фразой.

– Шуточки? Это ещё что такое? – фыркнул он, пробегаясь кончиками пальцев по струнам, и я невольно заметила, что акустика в этом помещении отменная!

– Ну, нет, – протянула я, отходя к дальней стене. – Это уже не оригинально.

– Буду лучше практиковаться.

– У тебя нет шансов. Ты сдержанный и почти во всём правильный. Эдакий прекрасный принц на белом коне. Мечта любой очаровашки-принцессы. А принцы обычно либо романтики, либо зануды, но никак не весельчаки.

Ладонь Калеба зажала струны, и в помещении вновь воцарилась напряжённая тишина.

– И кто же я? – спросил, глядя исподлобья, Калеб и медленно зашагал ко мне. – Романтик или зануда? Или кто-то другой?

Ну вот. Как мне сбежать?

Вниз с балкона без парашюта? Интересно, надолго ли перенесут открытие отеля после моей кровавой кучки у парадной?

Вжалась в стену, потому что Калеб оказался так близко, что корпус гитары коснулся моей рубашки.

– М-м-м? – вопросительно изогнул он бровь и наклонился ближе. – Тогда кто я?

– Домогатор?

– Нет такого слова.

– Уже есть. Поздравляю. Это ты. – Ещё немного, и в новой стене будет дыра, потому что я сейчас проломлю её своим телом!

И я не могу не смотреть на его губы. Они слишком близко. И вот уже пёрышко внизу живота превращается в хвост павлина…

– Я же сказал, что не целую девушек, которые состоят в отношениях, – с лёгкой улыбкой произнёс он. – И тем более тех, кто носит мужские парики.

– Отлично. Тогда точно не буду его снимать!

Вместо ответа Калеба тишину в помещении нарушил звон его мобильного. И он его упорно игнорировал, буквально пожирая меня взглядом. Страсть, желание, нежность? Понятия не имею, что творится с его глазами. Как и то, что творится с моим телом. И с моими чувствами.

Особенно с чувствами.

– Тебя вызывают, – произнесла с неправдоподобной твёрдостью, не разрывая контакт глазами.

– Сочувствую им. Я не собираюсь отвечать. – Его лицо практически вплотную нависло над моим, и я сейчас готова упасть к ногам того, кто изобрёл гитару, ведь она так уместно застряла между нашими телами.

– Что мы здесь делаем, Калеб? Ты так и не ответил.

– Я хочу сыграть тебе. Ту песню, – прошептал он, прикрыв глаза, будто ему невыносимо смотреть на мои мужские брови, и коснулся кончиком носа моей щеки.

Тело пропустило удар, и из моего рта вырвался полувздох-полустон, который был совершенно неожиданным даже для меня самой.

Его прикосновения, как и улыбку, необходимо запретить законом!

– Как… как… какую песню?

Глубокое дыхание Калеба, точно самый нежный в мире шёлк, скользило по коже. Щека пылала от его невесомых прикосновений, и глаза было невозможно держать открытыми. Я хотела большего до дрожи в коленях. И меня чертовски это пугало. И сердце болело из-за Мики.

Мягкие горячие губы коснулись моего уха. С трудом ощутимо, нежно… И это было потрясающе.

– «Под одним небом», – прошептал Калеб, и приятное щекотание в ухе вызвало новый бунт мурашек на коже.

Та самая песня. Та самая музыка, которую я заслушала «до дыр». Та самая, которой не хватало лирики…