Только для нас

— Чего вы добивались, привезя меня сюда? — продолжаю я защищаться. Первый ступор прошел, странное ощущение беспомощности перед ними — тоже.

Я уже далеко не та глупая, доверчивая девочка, которую так легко можно было зацеловать, затискать, воспользоваться тем, что сильнее, опытнее, отключить силой мозги и возможность сопротивляться.

Я теперь — вполне взрослая особь. Кое-кто в офисе вполне заслуженно за глаза называет меня сучкой. И простыми касаниями и шепотом умоляющим совершенно не пронять.

Они уже один раз сумели поиграть со мной, задурить голову… Больше не выйдет.

— Чего хотели? — спрашиваю я жестко, применяя навыки стресс-переговоров, когда главное — огорошить собеседника, заставить его выдать свои истинные реакции, — поговорить? О чем? Или… повторить?

Последнее слово вылетает само собой, помимо разума. И я поспешно замолкаю, отчетливо осознавая, что это сейчас — провокация с моей стороны.

И они запросто могут… спровоцироваться. А я не смогу с ними справиться. Не смогу сопротивление достойное оказать.

Какое, нахрен, сопротивление, если уже от одной только мысли о возможном повторении ситуации пятилетней давности все внутри замирает, кровь несется по венам, обжигаясь о стенки сосудов и шипя.

Это непроизвольная реакция, я не хочу ее! Я так сложно от нее отвыкала, запирала бессонными ночами, растапливала злыми слезами в подушку, что теперь не собираюсь опять давать слабину.

Они знали, на какие точки давить, когда везли меня сюда.

Но они просчитались.

— Вета, не делай из нас зверей, — сказал Ванька, а Тим согласно угукнул, — ты сама была тогда…

— Что? Не против? — язвительности у меня всегда было через край, и тут я ее щедрой рукой отсыпаю своим бывшим друзьям, — я понятия не имела ни о чем! — голос все же срывается. В конце концов, это не переговоры, и голова у меня отнюдь не холодная. Да и стоят они слишком близко. И ладонь Ваньки давит так сильно, от нее жар по всему телу распространяется… Сглатываю и продолжаю упрямо, — я не знала, что вы на меня смотрели… так… Я вас братьями считала, о чем ты сейчас говоришь вообще? Я не думала, что вы намереваетесь…

Голос опять изменяет, мограю, поспешно, чтоб не увидели слезы.

Мне и себя жалко, ту, наивную, глупую, и наше детство потерянное. И их, дураков, тоже почему-то жалко. Я бы хотела их ненавидеть, это было бы реально проще… Но не могу. Никогда не могла. И сейчас не выходит. Слишком мы близкие. Слишком, несмотря ни на что.

— Вет… — шепот в ухо, тихий-тихий, совмещенный с болезненным выдохом в шею, — Вет… Мы сами не знали… Мы… Не скажу, что не хотели, но не планировали… Тогда… Понимаешь?

— Не понимаю… — я старательно отворачиваюсь, но некуда! Рядом стоит Тим, его грудь поднимается и опускается от шумного дыхания, а лапы уже на талии моей! Когда успел? Когда?

В панике, осознав, что опять стою с ними в обнимку, а ведь не заметила даже, как это произошло, ведь я же… Я же с ними строго… Жестко… Я же… А они, словно не заметили этого всего… Трогают… Опять… Гладят… Нет… Я же взрослая… Самодостаточная… Боже…

— Вет… — голос Тима мягко вплетается в общую канву безумия, дополняя его, укрепляя, — Вет… Прости нас… Мы… Должны были поговорить сначала… Мы не хотели так… Пойми… Но ты тогда, блять… Такая красивая была… И майка эта, до сих пор во сне… Не могу, Вет, не могу, прости…

— Прости нас, Ветка, — подкидывает огня Ванька, и я с ужасом и затаенным кайфом ощущаю, как его губы касаются шеи, мягко, легко, едва заметно…

А у меня ведь ожоги там останутся, определенно, настолько коже горячо, настолько все внутри замирает, и нервные окончания сосредотачиваются именно там, где касается губами Ванька, где тихим шепотом шевелит волосы у виска Тим…

И мне невыносимо хорошо. Я погружаюсь в этот морок, не могу ничего сделать! Тону опять в их руках! И они это понимают и совсем не жалеют меня, не останавливаются! Опять! Опять!

— Если бы мы знали, что ты потом пропадешь… Ты нас хорошо наказала, Ветка… — шепот Ваньки разрушает меня, а Тим, видно высказав норму слов на данный момент, мягко накрывает губами шею чуть ниже уха, а затем прикусывает. И рычит. Тихо так, сдержанно. И этот звук резонирует с моим телом, заставляя дрожать.

Сглатываю, панически понимая, что попала опять. Что не надо было быть такой самоуверенной!

Не будет такого, как же!

Вот сейчас им это скажи, Ветка ты глупая! Скажи, если слова сможешь найти!

— Мы подыхали тут, Ветка-а-а… — шепот Ваньки переходит в стон, и я сама не замечаю, как вторю ему, бессильно запрокидывая голову и позволяя Тиму вжиматься в шею зубами все агрессивней и напористей. Он стискивает меня, уже несдержанно и грубо, за талию, прижимая руки за спиной, делая полностью беспомощной и раскрытой перед ними.

Это все жутко, неправильно, неправильно!

Но, как и пять лет назад, я не могу остановить их. И сама не могу остановиться.

И надо признать, что никогда, ни разу за эти пять лет, я не испытывала того, что испытываю сейчас. И того, что испытала тогда, с ними. Двумя.