Только бы выжить…

— Что?! — удивлённо пискнул Флитвик. В дверях уже были все преподаватели, которые ничего не понимали. Дети вели себя странно: никогда ещё в Хогвартсе не происходило ничего подобного.

— И, профессор Бруствер, возможно, стоит для наших занятий использовать Большой зал, — посмотрела на мрачного мракоборца Гермиона, — Не думаю, что в вашем кабинете вместятся все четыре факультета?

— Вы все хотите прийти? — Кингсли не смог скрыть удивления, прозвучавшего в его голосе.

— Да, — кивнул Энтони Голдстейл, староста Райвенкло, — И хотели попросить, чтобы те, кто к вам не записывался, могли тоже присутствовать на обычных и дополнительных уроках.

— Почему вы решили, что им это надо? — строго посмотрела на него МакГонагалл.

— Мы хотим научиться защите, — пробасили Кребб и Гойл. Все учителя так на них посмотрели, что юноши впервые в жизни почувствовали смущение.

— Почему вы считаете, что они не справятся? — заступилась за однокурсников Панси, — Даже Долгопупс смог освоить ЗОТИ! А если у них не получиться, мы все поможем.

Студенты всех факультетов одобрительно зашумели, профессора были в шоке, даже Снейп не ожидал ничего подобного.

— Так, все оставайтесь здесь, — взяла себя в руки МакГонагалл, — Преподавателей прошу проследовать в учительскую, нам надо всё обсудить.

Время приближалось к обеду, так что студенты и не подумали возражать. Поставив столы квадратом, что было очень удобно, они хотели оставить их так, но потом кто-то вспомнил, что сидеть спиной к профессорам не очень красиво, поэтому пришлось поставить столы так, как они стояли всегда. Зато единогласно была принята идея Гермионы насчёт разделения по курсам. Семикурсники теперь занимали крайний правый стол, где всегда сидели слизеринцы, рядом с ними был стол 1 и 2 курсов, следующий — 3 и 4 курсы, а последний стол — 5 и 6 кусов. Они так решили, чтобы малыши не чувствовали себя обделёнными. Ведь не только разделение по факультетам отдаляло студентов, но и разделение по курсам. Обычно студенты общались лишь с однокурсниками и теми, кто младше или старше их на год, если, конечно, на каком-нибудь другом курсе не учились их брат или сестра.

Обед начался без профессоров. В Большом зале было непривычно тихо: непросто было сидеть за одним столом с теми, кто всегда был твоим соперником. Особенно сложно было слизеринцам: по их лицам можно было сказать, что им неуютно, но они выглядели решительно, но всё же слишком холодные были взгляды, слишком скованны их движения. Гриффиндорцам держаться было не легче, но это была их идея, так что они тоже упорно молчали, делая вид, что всё хорошо.

Вернулись профессора. Они сразу почувствовали, насколько напряжённая атмосфера в зале, но пока не стали вмешиваться, даже замечания не сделали по поводу столь необычной рассадки. Ближе к концу обеда МакГонагалл встала, все взоры обратились к ней.

— Будьте добры выслушать наше решение, — начала женщина, обведя всех взглядом, — Как заместитель директора и с согласия моих коллег я вправе принять ваши требования. В школьных правилах говориться, что факультет не может иметь больше одной команды по квиддичу, но там не запрещается создавать межфакультетные команды или распускать команды. Что касается ЗОТИ, то профессор Бруствер согласился вести дополнительные на всех факультетах по субботам и воскресениям после ужина в Большом зале. Кроме того старшекурсники, не записанные на курс ЗОТИ, могут его посещать. Чтобы узаконить данное решение, прошу после обеда старост школы подойти в учительскую.

Поначалу в зале было всё также тихо, а потом поднялся невообразимый шум. Это была победа: их первая общая победа. И пусть учителя не верили, что их объединение надолго, сами студенты теперь были готовы отстаивать своё право быть вместе. Ради той надежды, что дали им старшекурсники Гриффиндора, ради близких и даже просто из-за собственного упрямства, но они сделают всё, чтобы их союз не распался.

Глава 24. Научиться летать

Прошло три дня. К удивлению всех преподавателей, в школе за это время не произошло ни одного конфликта, в Большом зале студенты садились по-прежнему курсами, и даже изредка начали возникать за столами негромкие разговоры. Директор, вернувшийся ещё в воскресение утром, не мог ничего понять. На все вопросы старосты отвечали, что они так решили, учителя же лишь разводили руками, показывая, что не в курсе, что произошло со студентами. Дамблдор даже проверил, не применялись ли к детям какие-нибудь чары, но результат был отрицательным. Но если это не чары, то что же могло слизеринцев заставить изменить своим принципам? Что могло заставить факультеты забыть о соперничестве? Каким образом студенты, с таким удовольствием всегда болеющие за свои команды, могли поддержать идею о роспуске команд? Уже несколько дней директор пытался найти ответы на эти вопросы, но пока безрезультатно. Почему-то всё чаще возникало ощущение, что он что-то упускает, но вот что?