Буря в его глазах сменяется холодом. Он возвращается к столу и снова погружается в работу.
— Поговорим, когда ты оденешься, — говорит отстранённо. — День будет жарким, но ещё рано, поэтому прохладно.
Выбрав практичную одежду для путешествия, я оделась в ванной.
— Я отправлю Геннадия за завтраком, — сказал Дмитрий, не поворачиваясь ко мне.
— А где охранник, который спал в фойе?
— Уволен. Что ты будешь есть?
— Я не голодна.
— Что ты ешь на завтрак?
— Сейчас начало седьмого, всё закрыто.
— Виктория! Я задал простой вопрос. Будь любезна, ответь! Пока ты со мной, я несу за тебя ответственность.
— Я не ребёнок, и я не с тобой.
— Как скажешь. А теперь ответь!
— Что есть дома, то и ем.
— Это сейчас, а в прошлом?
Спорить не хотелось, тема казалась слишком мелкой, не стоящей внимания. Пусть Дмитрий кормит меня, пусть тешится иллюзией, что ему удалось затянуть меня в сети своего контроля.
— Фрукты, омлет из белков, тосты.
Кивнув, он достал телефон.
— Мне как обычно, а Виктории Михайловне фруктовый салат и омлет из белков. — Выслушав ответ Геннадия, поджал губы. — Только из белков, а свои мысли оставь при себе.
— Сядь, Виктория!
Вот и наступило время переговоров.
И как, скажите на милость, договориться с мужчиной, которому нужно от меня то, что я не могу и не хочу дать?
Я складываю вещи в чемодан и демонстративно его застёгиваю. Пусть Дмитрий знает, что я уезжаю. Ни обещания, ни деньги, ни железная воля Волинского не убедят меня стать его любовницей. Принудить — да, он сможет, а вот убедить — нет.
Он следит за моими действиями, за каждой сложенной вещью, за движком молнии чемодана. Дмитрий прекрасно понимает мой посыл.
Закончив, я сажусь на стул.
— Тебя мучают кошмары? — спрашивает он, приподняв брови.
— Только один, — отвечаю, пристально глядя на него. Не сдержалась, что с меня возьмёшь.
— Ты разговариваешь во сне. Вскрикиваешь, ругаешься. Я к тебе не заходил, услышал через смежную дверь.
Не уверена, что Дмитрий говорит правду. С него станется зайти ко мне посреди ночи, просто чтобы доказать свою власть надо мной.
— Что тебе снилось? — Дмитрий щурится, и его взгляд кажется вдвое более пронизывающим.
— Мне снилось, что ты проник в мой гостиничный номер без разрешения. Сон оказался вещим, — вру без улыбки.
— Не бойся меня, Виктория. Я позабочусь о тебе. У тебя будет всё, что захочешь.
— Спасибо, но нет, не надо.
Дмитрий кивнул, будто и не сомневался, что я откажусь. Расстроенным он не выглядел, скорее, наоборот, на его лице заметно облегчение.
— Ты сказала сосунку, что муж о тебе заботился, пылинки сдувал. Это правда?
— Прошу тебя, Дмитрий, просто отпусти меня. Мне и без тебя плохо, а уж с твоим появлением… вообще… — говорю сдержанно, хотя в голосе прорываются истерические нотки.
— Почему тебе плохо?
Почему?! Человеку, который способен задать такой вопрос, нет смысла ничего объяснять.
— Простудилась! — цежу почти без злобы.
Дмитрий отбросил мой сарказм нетерпеливым жестом.
— Объясни толком, что именно не даёт тебе покоя. Ты вспоминаешь мужа?
— Да, я вспоминаю мужа. Хватит, Дмитрий! Прошу, отпусти меня!
— Ты вспоминаешь то хорошее, что между вами было? — продолжает допрос, словно моя просьба ушла в пустоту. — Ответь, Виктория!
— Вспоминаю, но только под плохим углом.
— Ругаешь себя, что не заподозрила правду?
— Каждый день.
— Каждый?!!
— Отстань, Дмитрий!
— Виктория, прошёл почти год.
— И не говори! Прошёл почти год, но ты никак от меня не отстанешь. Ты ждал моей слабости, да? Ждал, чтобы сделать это отвратительное предложение и заставить меня согласиться?
— Заставить?! Если бы я хотел тебя заставить, я бы сделал это сразу, — говорит с укором.
С укором, понимаешь ли! Запер меня в гостинице, а теперь обижается. И ведь вижу его борьбу с собой, прямо под кожей, в мышцах, в крови. Он знает, что принудить меня проще простого. Кто я против него? Запереть меня в лесу и принудить — вот и все дела. И тогда не нужны эти долгие разговоры-уговоры и притворства.
Но Дмитрий борется, и со мной, и с собой самим. Потому что не хочет связи с женщиной, которая взорвёт его жизнь. Не хочет, но проигрывает самому себе, уже давно проиграл.
А вот я не сдаюсь. На жалость Дмитрия не пробьёшь, потому что его собственные нужды стоят на первом, втором и третьем местах. Однако он жаден до моих эмоций, наверное, потому что сам на них не способен.
— Ты моя единственная связь с прошлым, напоминание о нём. Я пытаюсь выбраться к свету, но мысль о твоём возвращении, о том, что ты следишь за мной, висит над моей головой, как Дамоклов меч(3). — Я нагнетаю, стараюсь, но — увы! — я ошиблась, переоценила степень своей власти над Дмитрием. Он остаётся холоден, только хмыкает, недовольный моим сравнением.
Остаётся ждать вердикта.
— Назови свою любимую книгу! — говорит Дмитрий через пару минут.
— Это ещё зачем?
— Ты сказала сосунку, что муж часами слушал, как ты рассказывала про любимые книги.
— Сколько раз ты прослушал запись нашего разговора?