— Кристина разумная женщина, мы исходно обговорили условия наших отношений. Моя жена умерла, когда Аристарх был маленьким, он её почти не помнит. Должность мэра требует определённого статуса, поэтому я планирую снова жениться. Кристина идеально мне подходит. Наш союз построен на взаимовыгодной поддержке, а также физической и социальной совместимости. Я не планировал заводить интриги на стороне, но раз уж так получилось, мы с Кристиной пришли к компромиссу. Если удастся скрыть нашу с тобой связь от прессы, то обойдёмся малой кровью.
Слова Дмитрия звучат обыденно, даже скучновато, пока не вспомнишь, что говорит он обо мне. МНЕ. Я обойдусь ему малой кровью.
Слова-то какие выбрал. Малая кровь. Нужда.
Не человек он, никак не человек. И Кристину понять невозможно, хотя кто знает, что она думает на самом деле.
— Очаровательно! — мой единственный ответ.
Дмитрий проводит ладонью по столу, открывает и закрывает ящик, словно ищет бумагу, на которой прямо сейчас набросает контракт. Взаимовыгодный, как и его отношения с невестой.
Он смотрит на меня сурово и строго, но его хриплые слова вступают в противоречие с холодом взгляда.
— Я очень надеюсь, что ты согласишься.
Он с силой сжимает край стола, до побелевших костяшек, словно предчувствует свою слабость. Словно мои дальнейшие слова и действия, даже малейшая дрожь моих губ может стать его падением.
Кричать и скандалить кажется неуместным, поэтому я просто качаю головой. Даю отрицательный ответ.
Дмитрий не удивлён. Он был готов к отказу.
— Позволь суммировать твоё нынешнее положение, — его тон снова становится деловым, но мимика и жесты выдают внутреннее волнение. — За последние десять месяцев ты сменила четыре места жительства, все отвратительного качества. Ты отказалась от предложенных мною денег и не продала квартиру…
Да, отказалась, потому что уже тогда видела похоть в его взгляде. А квартира? Её подожгли. Имя Сергея осталось на потемневших после пожара стенах.
— …Ты работаешь нелегально и до сих пор изображаешь из себя жертву, — продолжает Дмитрий, пристально следя за выражением моего лица. — Избегаешь людей, прячешься, вымещаешь злобу на мне. Возможно, ты планируешь месть. Ты ведёшь себя так из чувства протеста, из-за обиды и упрямства. Несправедливость случается повсеместно, ты не единственная в мире женщина, которой не повезло. Твои страдания бессмысленны и не приведут ни к чему хорошему. Что ты пытаешься доказать? Кому? Ты глупо и целенаправленно разрушаешь себя.
Дмитрий нагнетал, сознательно провоцировал меня и добился своего.
Меня подбросило на ноги, кинуло к нему. Перегнувшись через стол, я кричала Дмитрию в лицо. Он ничего не понимает, он робот, политический паяц с зудящим членом. Я прошла через кошмар, а потом меня разрушили, только что не убили в его городе. Его люди, и он в том числе. А теперь я стараюсь выжить и не сойти с ума от мыслей о прошлом. От следов мужа на моём теле. Я делаю это, как могу.
Дмитрий не способен меня понять. Он каменный, он ничего не чувствует. В нём нет глубины, и даже его поверхность не знает эмоций. Вместо души у него логика, прагматизм и голые факты.
Мы как огонь и камень.
Дмитрий не отшатнулся, не испугался вспышки моего гнева. Наоборот, придвинулся ближе, глотая каждое моё слово, как давно желанную правду.
Он не способен меня понять, так зачем стараться?
Я выдохлась, голос стих, слова заплетались друг о друга, и тогда что-то неукротимое появилось в глазах Дмитрия.
— Продолжай! — приказал глухо.
Я молчала, и тогда он протянул руку и взял меня за горло. Сдавил кончиками пальцев, замедляя пульс. Распластал ладонь, затрудняя дыхание.
Я вцепилась в его руку, пытаясь отодрать от себя сильные пальцы.
Боль и ужас вскипели во мне, жуткое месиво. Чтобы с ними справиться, нужен равный по силе коктейль, и я нашла его в глазах Дмитрия Волинского.
Голод и похоть.
Он горел в моей ярости, а я леденела от его голода.
Обмякла в его руке, облокотилась на стол и опустила голову, не в силах бороться взглядами.
Дмитрий наклонился ближе, почти коснулся губами моих волос.
— Нет, Виктория, поднимись! Ты ещё не всё сказала. Выплюни мне в лицо всё, что накопилось!
Ему мало. Он хочет всю правду до конца.
Он хочет видеть эмоции, на которые не способен сам. Я не дам ему то, чего он требует. Я ему не подчинюсь.
— У тебя отвратительный одеколон, — небрежно бросила, возвращаясь в кресло.
— Считай, что я его уже выбросил. Мне принять душ?
— Только если собираешься с кем-то трахаться.
Дмитрий изогнул бровь, и я качнула головой.
— Ни малейшего шанса!
— Ты не выслушала моё предложение до конца.
— Ты отвлёк меня оскорблениями. Будь добр, продолжай! — усмехнувшись, закинула ногу на ногу. В сумасшедшем мире Волинского не место моим искренним эмоциям.