Токио

— Тогда объясните мне, старику, плохо понимающему молодежь, сделайте такую милость, объясните это неожиданное нежелание говорить.

— Вовсе нет. Я просто не знаю, что вы хотите от меня услышать. Я ничего не придумываю. У меня просто нет для вас новостей.

— Да. — Его голос дрожал от гнева. — Как я и предполагал. Вы передумали. Я не прав?

— Да, вы…

— Ваши отговорки я не принимаю. Вы меня обнадежили…

Я чувствовала, он сдерживается, чтобы не закричать:

— А теперь такое равнодушие! Я делаю вывод, что вы отказываетесь в этом участвовать.

— Я не говорила, что…

— По сути, сказали. — Он кашлянул и произвел странный звук, словно бы дышал через ноздри мелкими отрывистыми вдохами. — Да, да, я доверяю своей интуиции. И потому говорю: до свидания.

И он положил трубку.

Я сидела в холодной гостиной, смотрела на мертвую трубку в своей руке, лицо пылало. Нет, подумала я. Нет, Ши Чонгминг, вы ошибаетесь. Я представила тень медсестры, карабкающуюся по стене коридора, вспомнила, как стояла в ванной комнате, а сердце готово было выпрыгнуть из груди, вспомнила и фотографию, запечатлевшую жертву преступления. Я положила пальцы на закрытые глаза, слегка их прижала. Я сделала так много, ушла так далеко, и я не передумала, просто картина стала расплывчатой, словно я видела что-то знакомое в запотевшее окно. Опустила руки и посмотрела на дверь, на длинный коридор. Несколько лучей солнца освещали пыльный пол. Джейсон спал в моей комнате. Мы были вместе до пяти часов утра, пили пиво, которое он купил в автомате на улице. Со мной происходило что-то странное, то, чего я не предвидела. Что, если для успокоения души существует несколько способов?

35

В конце концов не имело значения, что сказал Ши Чонгминг, потому что Фуйюки не появлялся в клубе несколько дней, а затем и недель. Неожиданно для себя я обнаружила, что не вздрагиваю каждый раз при звяканье пришедшего лифта. Что-то от меня уходило, и долгое время я не делала ничего, лишь апатично наблюдала, курила и пожимала плечами. Я думала о Джейсоне, о мускулах на его руках — они слегка подрагивали, когда он удерживал надо мной свое тело.

Я не могла сосредоточиться на работе в клубе. Довольно часто слышала свое имя и, выйдя из транса, обнаруживала, что клиент смотрит на меня с недоумением, а мама Строберри хмурит брови. Оказывается, разговор проходил мимо меня: в это время я думала о Джейсоне. Иногда он смотрел, как я работаю. Когда встречалась с ним взглядом, он проводил по зубам языком. Его забавляло, что при этом на моих руках выступали пупырышки. Двойняшки, приложив палец к губам, напоминали мне о хранившихся у него страшных фотографиях, шепотом говорили о видео, в которых был запечатлен процесс вскрытия. «Женщина, разрезанная пополам электричкой — представляешь?!» Но я не обращала на них внимания. Ночью просыпалась и слышала, как Джейсон дышит рядом со мной, смотрела, как он потирает во сне лицо, бормочет что-то… Сердце сладко сжималось. Мысль о том, что я влюблена, вгоняла меня в панику и дрожь. Неужели это возможно? Неужели такие люди, как я, могут любить? Иногда проводила целые часы без сна, нервничала, делала глубокие вдохи, чтобы успокоиться.

Пока все шло по-прежнему, и я думала, что никогда не покажу ему шрамы. Находила для этого оправдания. Теперь у меня в шкафу висело десять ночных рубашек, и я носила их постоянно. Спала в позе зародыша — складывалась пополам, прикрыв живот. Я не знала, с чего начать. Правильно ли будет сказать: «Джейсон, некоторые люди много лет назад думали, что я сумасшедшая. Я совершила ошибку…» Что если он ужаснется? Он говорил, что этого не произойдет, но как объяснить, что понимание или даже иллюзия понимания вызовет у меня самое восхитительное чувство, почти такое же прекрасное, как уверенность в том, что я не выдумала книгу в оранжевой обложке. Но если все окажется не так, это будет сродни умиранию, падению в темную пропасть.

Я начала думать о своей коже. Во сне она отделялась от моего тела и, словно привидение, поднималась в воздух, готовая улететь. Но каждый раз возникало препятствие. Что-то вздрагивало, я смотрела вниз и видела, что прекрасный блестящий парашют окровавлен и привязан крест-накрест к моему животу. Тогда я начинала кричать и тереть кожу, чтобы освободить ее. Я терла и скребла себя, заливаясь кровью, тряслась и…

— Грей?

Я вздрогнула и проснулась, пот струился ручьями. Ночные видения уплывали, как тени. В комнате было темно, лишь сверкал за окном неоновый Микки Рурк. Я лежала на боку, прильнув к Джейсону. Мои ноги крепко обхватили его бедра. Он смотрел на меня с удивлением.

— Что? — спросила я. — Что случилось?

— Ты об меня трешься.

Я сунула руки под одеяло. Рубашка смялась и промокла от пота. Я натянула ее на бедра и закрыла лицо руками, стараясь привести в норму дыхание.

— Эй. — Он отвел прядь волос, прилипшую к моему лбу. — Ну-ну. Не волнуйся.

Он взял меня под мышки и ласково притянул к себе. Поцеловал, погладил по голове, по лицу. Постепенно мое сердце стало биться спокойно.

— Ну что, все в порядке? — прошептал он, касаясь губами моего уха.