Точная Формула Кошмара

Вокруг меня все завертелось, и обезумев, вырываясь от удерживающих меня, я бросился бежать по коридорам с надрывным воплем:

— Горгона! Горгона! Не смотрите на нее!

Глава двенадцатая. Айзенготт рассказывает…

Исполненный сострадания, Иегова сказал Юпитеру:

— Я посылаю тебе не смерть, но успокоение.

— Но почему же ты не уничтожишь меня?

— Я не сделаю этого — ибо разве ты не старший брат мой?

Готорн

Боги подчинялись закону Судьбы, которому они не имели сил противиться…

Мифология

Я, — а читатель мрачной истории Мальпертюи не удостоит меня иного имени, нежели «вор из библиотеки Белых Отцов», и я смиренно принимаю это ругательное наименование, — я приближаюсь к завершению моего рассказа.

Лишь отдельные блики света — увы, слишком редкие, — удалось нанести неуверенной, трепещущей кистью на темные стены Мальпертюи и еще более темные судьбы его обитателей.

Передо мною лежит целая стопа пожелтелых листов, вовсе не использованных в повествовании, — продолжение рукописи Дома Миссерона.

В этих страницах слишком мало достойного упоминания, к тому же они почти не связаны с Жан-Жаком Грандсиром и Мальпертюи.

Читателю будет довольно и того, что я вкратце сообщу: святой настоятель серьезно заболел вскоре после описанных в предыдущей главе событий, рассудок его отчасти помрачился, и более месяца пребывал он в своего рода прострации, заполненной жуткими сновидениями. Через некоторое время, благодаря неусыпным заботам преданных монастырских братьев, сознание вроде бы вернулось к нему, и настоятель возобновил редактирование своей рукописи (лежащей сейчас передо мной): по-видимому, рукопись сия стала в некотором роде коньком, а проще говоря, манией почтенного аббата, ибо тут в странном беспорядке трактуются самые несочетаемые предметы.

Практически вовсе никакого интереса не представляет воспроизведение бессвязных фрагментов о «братьях, прозванных Барбускинами», — опус заметно отдает умственным переутомлением, чтобы не сказать больше.

Дом Миссерон называет Барбускинов грозными призрачными мстителями на службе у Господа нашего Иисуса, кои сражаются с инфернальными духами, плененными на земле ужасным доктором магии, каковым являлся Квентин Моретус Кассав, в его проклятом жилище Мальпертюи.

К этому опусу следует относиться с тем большей осторожностью, что сюда вкраплены абсолютно вымышленные агиографические жития святого Аншера и славного основателя Шартрё святого Бруно, а также абсурдные страницы естественной истории, где речь идет о миграции вовсе несуществующих птиц, о таинственных цветах, произрастающих под лунным светом и приманивающих вампиров и волков-оборотней.

Однако среди всякого рода дребедени стоит выделить следующие тревожные строки.

Айзенготт сказал мне:

— Никогда не был я пленником Кассава и его сикофантов. В ужасное изгнание я последовал добровольно за своими несчастными собратьями.

— Так значит, — вопросил я, содрогаясь, — вам все еще дарована власть, о грозное божество?

— Возможно… лишь та власть, что из сострадания дарует мне всемогущий Бог, коему служите вы, Дом Миссерон!

— Что же тогда помешало вам спасти Жан-Жака?

— Неумолимый закон Судьбы — он превыше желаний и надежд человеческих, превыше воли богов и даже моей. Записанное на Колесе Сущего должно сбыться…

— И вы не смогли…

— Да, не смог!… Я совершил все возможное для Жан-Жака… Его трагическая судьба была предначертана — две богини, плененные формулами Кассава, полюбили его: Эуриалия, последняя Горгона, и Алекто, третья Эвменида!… Две эти страсти породили роковую драму ревности, какие знавал Олимп в героические времена… Когда впервые, в рождественскую ночь, Эуриалия подняла на Жан-Жака свой ужасающий взор, дабы, обратив юношу в камень, навеки завладеть им, в глазах у нее стояли слезы… Огонь ее взора смягчился, и зловещие чары не действовали в полную силу… Поэтому мне и удалось тогда излечить Жан-Жака… Развязку драмы вы наблюдали сами и видели схватку Горгоны с Эвменидами!…

— Значит, несчастный Жан-Жак пал жертвой их борьбы?

— Он не повиновался!… Эуриалия той ночью устремилась защитить его от Эвменид… Он, и только он сам виноват в случившемся: посметь взглянуть на Горгону!… А ведь Эуриалия страстно любила его и оберегала до конца… Вспомните, какой жребий уготовила она Филарету, когда этот подручный Кассава вознамерился поднять руку на Жан-Жака… Не будь Эуриалии, Эвмениды давно уже покарали бы его за преступления…

— Преступления?