Это был неимоверно густой лес. Между стволами приходилось буквально протискиваться. Огромные корни выпирали из земли, переплетаясь. Деревья стояли вкривь и вкось, самые тонкие из них Минька с Тэей вдвоем обхватить не смогли бы. Здесь пахло древностью, запустением, страхом и тайной.
«Не представляю, — думал Минька, карабкаясь на очередную корягу, — кто мог бы жить здесь. Чудища вроде землеедов не развернутся среди стволов. А какая-нибудь мелочь типа гномов не обязательно опасны… Хотя, конечно, если это гигантские комары… ой!» — Минька свалился с коряги и набил шишку.
Они продолжали лезть вперед, это было очень утомительно, потому что в лесу совсем не нашлось ровных, ничем не заросших, участков. Приходилось взбираться и спускаться, падать, подниматься, уворачиваться от сучков, словом, ничто не напоминало приятную прогулку, такую, какой она может быть в нормальном лесу. Через час путники совершенно выбились из сил.
— Давай отдохнем, — прохрипел Минька.
Они растянулись на широких корнях, дугой выгибающихся над землей, и долго молчали. Минька смотрел на Тэю, закрывшую глаза, и видел совсем не ту девочку, которая спасала его в Тень-городе. Тэя осунулась, ее сарафан превратился в грязные лохмотья, волосы торчали в разные стороны, лицо чумазое… «Я выгляжу не лучше», — подумал Минька. Его глаза закрылись сами собой, и Минька провалился в сон, к счастью, без сновидений.
Он проснулся оттого, что Тэя трясла его за плечо.
— Что тебе надо, неугомонная девчонка? — пробормотал он. — Мы разве куда торопимся?
— Я что-то слышала там, в стороне! Непонятный шум.
Минька сел и потряс головой, чтобы лучше проснуться. Сейчас бы холодной водички!
— Откуда, говоришь, шум?
Тэя показала влево.
— Нам туда надо?
Тэя помотала головой.
— Ну так и пойдем тихо-мирно своей дорогой, и пусть они там хоть обшумятся! Лишь бы к нам не приближались.
Мысленно представив образ сурового киношного ветерана Вьетнамской войны, попавшего в окружение, Минька полез вперед. Как тот ветеран, он мечтал о двух вещах: о спасении мира и о куске свежего хлеба. Впрочем, и засохший подошел бы.
Шум, о котором говорила Тэя, больше не повторялся. А вот лес редел. Уже не было нужды забираться на корни и стволы, можно было проходить между ними. Для неизбалованных комфортом путешественников это поначалу показалось немыслимым благом.
На корявых сучьях появились клочья странного растения, свешивающегося вниз, как куски черной марли. Стали попадаться поломанные, поваленные и расщепленные деревья. Впереди посветлело.
— Неужели лесу конец? — сказал Минька.
Тэя не ответила, но, как и Минька, ускорила шаг.
Выжженная земля снова подвела их. Лес вовсе не заканчивался на том месте. Дети вышли на большую поляну. Деревья, некогда росшие там, были разнесены в щепы, и лишь кое-где торчали осколки пней. Черная земля была изрыта воронками и трещинами. Посреди поляны зияла огромная яма, скорее не яма, а пропасть. Ясно было, что это не просто поляна или просека, а поле когда-то случившейся страшной битвы.
— Ты знаешь, что здесь произошло? — спросил Минька.
— Нет. Я ничего не слыхала о войне на Выжженной земле. Странно. Я точно знаю, что в Гдетоземье не было боёв. Наверное, это последствия еще одного эксперимента Черного короля. Давай попробуем перейти на тот край поля.
Перепрыгивая через канавы и огибая глубокие ямы, дети шли через поляну.
— Ай! — внезапно вскрикнула Тэя, стала подскакивать и шарить руками на груди.
— Что там? — подскочил к ней Минька. — Паук?
Тэя наконец освободилась от напугавшего ее предмета и бросила его на землю. Минька наклонился, чтобы посмотреть. Медальон Мириуса светился золотисто-багровым цветом, и черная земля делала его еще ярче.
— Он вдруг раскалился, — объяснила Тэя, — и обжег меня. — Она обвела взглядом окрестности. — Здесь все пропитано магией. Было магическое сражение, и наверное, Мириус принимал в нем участие. Странно, почему об этом ничего неизвестно?
— Ну и что, мы его вот так и бросим? — Минька указал на амулет.
Тэя развязала пояс, скомкала его и, как прихваткой, подцепила амулет.
— Даже так жжется, — сообщила она, пряча амулет в карман.
Дети продолжили путь. Минька не знал, что его мучит больше: жуткая атмосфера этого места или жажда. Он давно приметил, что на дне ям стоят лужи, и раздумывал о последствиях утоления жажды из такого водоема. Превратится он в козленочка или нет? А если не превратится, то умрет ли от дизентерии на месте или поживет немного, чтобы успеть совершить свой подвиг? Наконец, жажда стала нестерпимой. «Хотя б губы намочить», — решил Минька и спрыгнул в ближайшую рытвину.