То, чего не было

– Послушайте… Помните, мы как-то говорили с вами ночью, в Москве? Помните? Да?… Вот теперь мы опять убиваем, хотим, по крайней мере, убить… Ведь я живу убийством, только убийством. Стоишь-стоишь, ждешь-ждешь, не поедет ли, не увижу ли?… Для чего?… С этой мыслью встаем, с нею и спать ложимся. Вот у меня на дворе приятель, – извозчик Стрелов, забулдыга, сорвиголова, жену свою походя хлещет, а ведь, пожалуй, чище живет, чем мы. Что мы делаем? Лжем… Вы скажете: революционер всегда лжет, эта ложь праведна. Конечно, лжет и, конечно, праведна… А все-таки ложь. И особенно – вы заметили? – трудно лгать вот такому Стрелову: хоть он и пьяница и каналья, но у него душа нараспашку, и он каждой басне поверит… Ну а дальше что? «Наблюдаем»… Ведь это сыщики наблюдают… Говорим: гнусно следить. Говорим: филеры – мерзавцы… А сами? Вы опять скажете: филеры, мол, себя продают, а мы по совести, по революционному убеждению. Конечно, по убеждению, а все-таки… Все-таки «наблюдаем»… Мне не важно, что мне тяжело… Мне важно другое: мы боремся за свободу, за справедливость, за правду… Ну, и лжем, лжем на каждом шагу… Когда я в партию поступал, я думал, что все решил… Почти все так думают… Насилие? Во имя народа дозволено и насилье. Ложь? Во имя революции дозволена ложь. Обман? Во имя партии дозволен обман. А теперь вижу, что не так это просто… Что ж, или цель, в самом деле, оправдывает все средства? или в самом деле позволено все?… Я так думал. Так все говорят… Вы знаете Розенштерна? Ну, так даже он говорит эти слова. Но ведь это же заблуждение. Да, нужно лгать, обманывать, убивать, но не надо говорить, что это позволено, что это оправдано, что это хорошо, не нужно думать, что ложью приносишь жертву, убийством душу спасаешь… Нет, надо иметь смелость сказать: это дурно, жестоко и страшно, но неизбежно… Да, неизбежно… Народовольцы оставили нам легенду: Желябов, Перовская, Кибальчич, Михайлов… Герои… Конечно, герои, но почему народовольцы скрыли от нас, что террор не только жертва, но и ложь, но и кровь, но и стыд?… Я как-то говорил с Ипполитом… Он и слушать не хочет…

Болотов в волнении умолк. Сережа закурил и сказал:

– С Ипполитом? Ну, если Ипполит и думает так, то вслух никогда не скажет.

– Не скажет?… Хорошо, когда совесть спокойна. Хорошо, когда твердо решил: террор нужен, – значит, убийство позволено; убийство необходимо, – значит, позволена ложь… Ну, а если мне лгать противно, с души воротит следить?… Вы спросите: зачем я в терроре… Ах, Боже мой, в том-то и дело, что я не могу не работать в терроре… Не могу умыть руки… не вправе сказать: делай ты…

Кто раз убил, тому нет спасения, тот должен отдать свою жизнь… Сережа задумался.

– Почему должен?…

– Ах, Сережа, вы спрашиваете… А скажите мне, как вы думаете? Что же, по-вашему, не нужно идти до конца? Что же, вам не противно следить?… Что же, не вы говорили: «Не дано знать»?… Почему вы молчите?…

Сережа, точно колеблясь, боясь, что Болотов его не поймет, заговорил спокойно и тихо:

– Я и сейчас скажу: «Не дано знать…» Да, я думаю, как и вы… Да, мы лжем, убиваем, следим… Да, это грех… Но ведь вы пытаетесь объяснить, почему убить можно, не только можно, но и должно, необходимо… А я говорю «не дано знать»… Во имя любви нужно жертвовать жизнью, даже не только жизнью… Но это не оправдание… Ну, а где оправдание? Не в программе, конечно… Я вам скажу… Вам будет странно, что я скажу, и вы не сердитесь… Я вот что думаю… Я думаю: вам не решить, да и никто не может решить… Как решить, что можно и что нельзя? Как сказать: убей?… Как убьешь?… И как скажешь: нет, не надо бороться, не надо кровь проливать? Почему не надо? Во имя чего? И не больший ли это грех?… Я думаю: кто верит, тот не возьмется за меч… А кто берется за меч, тот не верит, не может глубоко верить… И берется по слабости, не от силы…

– А вы верите? – быстро перебил его Болотов.

– Я?… Я ведь тоже берусь за меч…

– Боже мой, при чем же тут вера? Вера в Бога, конечно?

– Да, вера в Бога.

– В христианского Бога?

– Да, в христианского Бога.

– В Христа?

– Да, в Христа…

Болотов изумленно посмотрел на Сережу. Слова о Боге и о Христе казались такими ветхими и лишенными смысла, так напоминали лицемерные поучения, что он готов был подумать, не пошутил ли Сережа. Но Сережа не улыбался. Рядом с ними, за оплеванным мокрым столом, хмельной извозчик, подперев щеку, горланил пьяную песню. Пахло пивом и водкой.

– Ну, а если даже и так, – опомнился Болотов, то ведь не Христос же оправдает убийство?… Ведь не Евангелие благословит на террор? Почему вы опять молчите?

Сережа нехотя поднял глаза: