– Дикие, значит, – сказал Ленька, смеясь.
– А ты чего еще? – сердится Василий Сергеевич. – Что тут смешного?! Знаете, вы так, Константин Алексеевич, Леньку распустили… во всё лезет, где и не спрашивают! Это невозможно.
Жареный гусь с капустой был замечателен. Василий Сергеевич, одетый в рубашку, сам разрезал его, наточив большой нож, и всем раскладывал по тарелкам.
– Хорош гусь. Ну и гусь. Эх, жирен!.. – говорили все.
– Чисто домашний… – сказал Ленька.
– Вот! – вскочив и бросив вилку, крикнул Василий Сергеевич. – Вот до чего распустили этого олуха!
– Откуда здесь домашний? – примирительно сказал сосед-лесничий. – Нешто только генеральши из Гарусова, да далече до Никольского луга – как они придут?
– Не серчай, Василь Сергеич, – сказала тетка Афросинья. – А вот пошто у тебя лицо-то синим пошло?
– Верно, – говорю я, – уши что-то у тебя синие. Я думаю, озяб на охоте, промок от дождя.
Встав и посмотрев в зеркало, Василий Сергеевич сказал:
– Не понимаю… странно… Ванька! – обратился он к доктору, – что такое?
Доктор Иван Иванович снял с шеи салфетку, подошел к Кузнецову, пощупал пульс, вынул из кармана часы и, жуя гуся, посмотрел ему в глаза:
– Пустяки. Пульс отличный… – Он опять сел за стол, налил настойки, выпил и сказал: – А хорош гусь, надо сказать охотнику спасибо.
– Верно.
И все выпили, поздравляя Василия Сергеевича с полем.
– Лапы-то желтые и у диких, конечно, бывают… – вставил опять Ленька.
– Вот слышите: он опять!.. До чего обнаглел!
Василий Сергеевич вытер лицо салфеткой. Что за притча? Салфетка позеленела… Он побледнел и, показывая салфетку, растерянно сказал доктору:
– Что ж это, Ваня? Что ж это такое, погляди?..
Доктор в изумлении посмотрел на салфетку, потом на Кузнецова, подвел его к окну, поглядел ему в лицо, пощупал пульс и посоветовал выпить стакан анисовой водки.
– Это оттого, что ты серчаешь, Василь Сергеич, – утешал Феоктист. – Пущай ежели и домашний гусь. Ишь, всего съели! И слава Богу, и на здоровье. Чего серчать?..
– Дался им этот гусь! «Домашний»! «Домашний»! Вот этак в Москву приедешь, в кружок придешь, каждый будет спрашивать: «Расскажи, как домашнего гуся убил…» Нет уж, извините, это не пройдет… – И он опять вытер салфеткой лицо.
– Что такое? – удивлялись все.
– Вот до чего вы доводите меня! – сказал Кузнецов.
– Да ведь это ничего, это картуз линяет… – равнодушно проговорил Ленька. Принесли мокрый картуз; действительно – с картуза капали зеленые капли.
Наутро погода разгулялась. Из-за утренних туч светило солнце. Барометр верно показывал на «ясно».
В осеннем утре есть своеобразная бодрость. Хороши эти смены природы. Всё так и надо: и ненастье с дождем, скукой, грязными дорогами, верстовыми столбами, и после стужи, дождя – теплый дом. И как-то сильней дружба, рад человеку… Хороши смены природы русской.
– Барыня приехала из Гарусова, – войдя в комнату, сказал Ленька.
Вася поспешно схватился за свою охотничью куртку, доктор торопливо стал напяливать сюртук. Я пошел в переднюю встретить приезжую.
Барыня из Гарусова была небольшого роста светлая блондинка, полная, с добродушным лицом. Она ласково сказала:
– Вот… простите… заехала к вам… думаю, заеду, хотя и не знакома – дальние мы соседи. Мы-то зимой в Ярославле живем, а по летам сюда приезжаем.
На руках у ней были кружевные митенки. Ручки пухлые, в кольцах.
– Вот слышала я, – продолжала она, садясь за стол, – что вы охотники хорошие, живете здесь. Я к вам насчет гусей своих.
Василий Сергеевич насторожился.
– Гуси у меня ушли по реке кверху по болоту… Там всё чередой поросло, заросли… Их назад не пригонишь. Там и не пройти никому. «Как быть? – думаю. – Поеду, – думаю, – попрошу охотников, может, они их застрелют, так уж пополам поделим… половину мне и половину охотникам». Их десятка три есть. Гуси хорошие… До заморозков их и не найти. А тогда мужики поймают, перебьют…
– Позвольте, сударыня, – обиженно сказал Василий Сергеевич. – Бить домашних гусей я лично на себя взять не могу! Никак! Да-с. Они – это уж их дело. Как хотят, а я стреляю только диких…
– Вот как… я не подумала… я не хотела вас обидеть…
– Ну хорошо, – смягчился Василий Сергеевич, – только для вас. Но дайте расписку: «Я, нижеподписавшаяся, поручаю застрелить своих гусей, и прочее и прочее».
– Домашних-то?.. – опять некстати сказал Ленька, – их просто… Их позвать «Тега-тега-тега…» – ну и стреляй!..
– Да уходи отсюда! – сердито заревел Василий Сергеевич. – Черт!
Долго писали расписку. Василий Сергеевич диктовал в соседней комнате. Слышно было: «Я, нижеподписавшаяся, вдова действительного статского…» Потом: «Загонщик, клинический врач, доктор медицины Московского университета…»
Наутро Василий Сергеевич приказал Феоктисту запрячь тарантас. Серьезно смотрел в большой бинокль.
– Диких бы не убить, – говорил доктор, – она не возьмет…
– Да, верно… – задумался Кузнецов.
Наконец собрались с доктором и поехали, а к вечеру вернулись мрачнее тучи. Нет гусей нигде…
Позвали охотника-крестьянина Герасима Дементьевича, тот говорит: