tmp1

– Шагай, Степа, – сказал Смолин рассеянно. – Пора и мне на боковую, пожалуй…

Степа, однако, замялся в дверях:

– Василий Яковлевич… А вам про эти рисунки сильно интересно?

– Ну, как тебе сказать… – осторожно ответил Смолин. – Не так чтобы, но посмотреть бы не грех – Фаберже все-таки… Только где ж они?

– Нет, я про ксеры…

– А что? – насторожился Смолин, не показывая, конечно, виду.

– Я ж говорю – ксерил ему акварельки… Первая партия не пошла, нечетко отпечатались… ну, знаете, как это бывает? Вторая тоже получилась сикось-накось. Короче, я поменял картридж – мне как раз самому нужно было рекламки шлепать – и вот тогда только пошло как следует… Тут как раз привезли газировку и чипсы… Я замотался, короче, некогда было убираться, так что кинул эти дерьмовые копии в подсобку вместе с бумагами на выброс… и они там до сих пор лежат. Жду, когда накопится хламу, чтобы пригнать «Газельку» и единым махом все на свалку… Там они и лежат, точно. Если вам интересно, приходите завтра-Великолепно изображая лень и равнодушие, Смолин протянул:

– Да зайду, пожалуй что, гляну. Не выкинь, смотри. Мелочь, а интересно. Разгребусь с делами, зайду… Счастливо.

Оставшись в одиночестве, он встал, сел, снова встал, прошелся по комнате мимо длиннющей книжной полки. Представления не имел, что и думать, в голове царила совершеннейшая путаница. Присутствовала, конечно, явная загадка – но не более того, господа мои, не более того. В конце концов, у Коча и впрямь могли сохраниться эскизы, он мог быть причастен к созданию тех самых семи исчезнувших яиц… Ну и что? И это – всё. Отсюда еще ничего не проистекает, если быть реалистом, так что не надо с ходу строить чересчур уж головокружительные гипотезы…

Глава 3 СПЛОШНЫЕ ПУСТЯКИ

Очаг культуры и светоч духовности, то бишь куруманский музей, помещался, как и следовало ожидать, в старинном двухэтажном доме той же добротной купеческой постройки, побольше размерами, чем тот, где Смолин неожиданно стал законным жильцом. Располагался он чуть ли не в самом центре города – так что безусловно представлял собой лакомый кусочек для приватизаторов, каковые везде одинаковы, что в столицах, что в таком вот захолустье. Центр города – это центр города… Непонятно даже, как очаг и светоч уцелел до сих пор – окружающие дома, явные современники музейного здания, увешаны гирляндами вывесок частных фирм (причем один из них некая, надо полагать, небедная контора занимала в одиночку)…

В музей Смолин первоначально проник инкогнито – то есть не проникал, собственно, а попросту, притворившись мирным посетителем, купил билет и минут за двадцать обошел оба этажа, оказавшись единственным, кто пожелал приобщиться к культуре. Чтобы составить должное впечатление, хватило беглого осмотра. Классический набор захолустных раритетов: чугунная пушка конца восемнадцатого века (о чем свидетельствовала отлитая надпись), витринка с проржавевшими наконечниками стрел, каменными рубилами, горсточкой ракушек каури и прочим неинтересным ширпотребом каменного века; совершенно выцветший эполет, принадлежавший, как гласила пояснительная табличка, здешнему уроженцу поручику Терентьеву, участвовавшему в Крымской кампании; бляха сельского старосты (без булавки), две казацкие шашки, пребывающие в удручающем состоянии, покоившиеся в витринке, посвященной Гражданской войне. Ну, и прочие мелочи из разных исторических периодов – довоенная индустриализация (в виде муляжей золотых самородков и макета тогдашнего прииска), Отечественная, строительство Шантар-ской ГЭС (к коему Куруман не имел ни малейшего отношения), полет Гагарина (то же самое). Чучело какого-то особенно выдающегося племенного барана, паршивенький «Павел Буре» (даже не серебряный), макет первого трактора, строившего трассу Куруман-Шантарск, царские ассигнации начала двадцатого века, фарфоровые чашки и блюдо из сервиза купца Корнеева (средненький Кузнецов, ширпотреб), портрет чиновника с бакенбардами и Анной в петлице, никакими пояснительными табличками не снабженный… И тому подобное. С точки зрения Смолина, повидавшего настоящие раритеты, музейчик был пошлым любительским заведением, и не более того.

Убедившись, что здесь нет ровным счетом ничего интересного, он поправил галстук, коим обзавелся уже здесь, приосанился, спустился на первый этаж и вежливо поинтересовался у ветхой старушки-смотрительницы:

– А как бы мне Маргариту Петровну увидеть?

Старушка воззрилась на него так опасливо и подозрительно, словно подозревала в намерении безжалостно ее оглоушить и сгрести в мешок здешние «редкости»:

– А вам зачем?

– Я из Шантарского управления культуры… И эффектно замолчал. С точки зрения закона, все было в порядке, он себя вовсе и не выдавал за госчиновника, он же не назвал должность, просто-напросто упомянул управление…

Был, конечно, риск, что бдительная бабуля документы попросит предъявить – и он уже приготовился заявить с честнейшим видом, что забыл все мандаты в гостинице, да и вообще в Шантарске их носить как-то не принято.

Однако бабка, моментально помягчев, показала рукой: