Когда он от ярости зарычал, Эмма пронзительно закричала. Этот звук расколол лампу, заставил телевизор взорваться, а балконную стеклянную дверь разбиться вдребезги. Его барабанные перепонки чуть не лопнули, и он поспешно отскочил от нее в сторону, закрыв уши ладонями. Что это, черт возьми, такое?
Этот звук вышел настолько высокочастотным, что Лаклейн не был уверен, могли ли люди вообще его услышать.
Соскочив с кровати, она поправила ночную рубашку и бросила на него взгляд полный …предательства? Обреченности? И кинувшись к балкону, нырнула сквозь тяжелые шторы.
Солнце уже село, опасности нет. Пусти ее. Без ума от желания и ненависти, он ударил кулаками и головой о стену. Воспоминания о пытках и огне вновь терзали его сознание.
Вот кость, наконец, поддается под его трясущимися руками.
Если он был проклят хранить память о тех муках, нести ту ношу - то быть здесь, все же, казалось немногим лучше, чем в том огне… нет, решил он, лучше умереть, чем вернуться туда.
Возможно, трахая ее снова и снова, вымещая на ней свою боль – было как раз тем, что ему следовало сделать?! Ну конечно. Уже сама мысль об этом, казалось, успокаивает его. Да, вампирша была ему дарована исключительно для его наслаждения и мести.
Он шагнул к балкону, оценивая состояние плеча, и отодвинул штору в сторону.
У него перехватило дыхание…
Вампирша с трудом балансировала на балконном ограждении. Ее волосы и ночная сорочка развевались на ветру. Лаклейн тяжело сглотнул.
– Спускайся оттуда, – «Отчего при виде этой картины у него внутри всё скрутило от сильнейшей тревоги?»
Ухитрившись каким-то образом сохранить равновесие, Эмма повернулась к нему лицом. Весь ее облик олицетворял страдание, а светящиеся глаза были полны боли. Его вновь охватило чувство, что она – его пара, однако он, как и прежде, попытался заглушить это укореняющееся в его помутившемся сознании ощущение.
– Почему ты это делаешь со мной? – прошептала она.
Потому что я хочу получить то, что принадлежит мне. Потому что нуждаюсь в тебе и в то же время ненавижу.
– Спускайся сейчас же, – приказал он.
Она медленно покачала головой.
– Такая смерть тебе не страшна. Только от солнца, или если тебе отрубят голову, но никак не от падения, – он говорил небрежным голосом, хотя на самом деле не был уверен в своей правоте. На каком этаже они находились? А если она еще и ослабела…– К тому же я без труда спущусь за тобой вниз и приведу обратно.
Эмма взглянула через плечо вниз на улицу.
– Нет, в моем состоянии я могу и умереть.
Отчего-то Лаклейн поверил ей, и его тревога усилилась.
– В твоем состоянии? Это из-за солнца? Отвечай мне, черт тебя дери!
Не отреагировав, она отвернулась и сняла одну ногу с балконного ограждения.
– Остановись! – он напрягся, готовый кинуться к ней, не понимая, как она до сих пор может сохранять равновесие.
Нет смысла давить. Она не покорится. Сломлена.
– Этого больше не повториться. Я не притронусь к тебе, если только ты сама этого не захочешь, – порывы усилившегося ветра заставили шелк облепить ее тело. – Когда ты проснулась…я хотел давать, а не брать.
Эмма поставила назад ногу и повернулась к нему.
– А когда я отказалась от твоего дара? – закричала она. – Это что было?
Она могла умереть… В этот момент страх за нее заставил Лаклейна, впервые с момента своего побега осознать, что это значило. Он ждал тысячу двести лет. Ждал…ее. Непонятно почему, но мироздание предназначило ему эту вампиршу. А он довел ее до такого? Уничтожь то, что тебе даровано. Да, то, что она оказалась вампиршей, просто снедало его, но он не желал ей смерти. Равно, как и не хотел видеть ее сломленной.
Лаклейн приходил в ярость при одном только воспоминании о том аде, через который он прошел, и говорить об этом было не менее тяжело. Но в любом случае он должен попробовать. Должен избавиться от этого чувства, от этого страха.
– Пойми, я был…заточен на протяжении ста пятидесяти лет. Не знал ни удобств, ни женщин. Я вырвался всего за неделю до того, как нашел тебя, и еще не совсем… пришел в себя.
– Почему ты вел себя так, будто знаешь меня?
– Я плохо понимал, что происходит. Был сбит с толку. Я знаю, что мы не встречались раньше.
– Кто ты такой?
Всего несколько минут назад он был готов заявить на нее свои права – и даже не сказал ей своего имени!
– Я Лаклейн, глава клана ликанов.
Он услышал, как сердце девушки заколотилось от страха с удвоенной силой.
– Т-ты оборотень? Ты должен отпустить меня!
Ее развевающиеся на ветру волосы и невероятно бледная кожа придавали ей неземной вид. Эмма не принадлежала к роду ликанов, и он не имел ни малейшего понятия, как он сможет быть с ней.
– Отпущу. Но только после следующего полнолуния. Клянусь.
– Я хочу уйти сейчас.