Тьма знает

— Он сказал, что в таком случае исчезновение Сигюрвина точно свяжут с его именем. Он был просто убежден в этом. Его не обвинили только потому, что об этом никто не знал. А так я бы тоже оказалась в это втянута, нас бы обоих обвинили. Вот рассказали бы мы, что, когда Сигюрвин пропал, мы были друг с другом, и никто бы нам не поверил. И посадили бы нас в тюрьму пожизненно. Вот как он это объяснял. Он стал очень нервным и утверждал, что на него постоянно наговаривают, и что полиция в этом тоже замешана. Вот, например, тот свидетель, который утверждает, что слышал, как Хьяльталин угрожал убить Сигюрвина — это, с его точки зрения, был полный бред и вообще выдумка полиции. Он это прямо так и утверждал. Так что он никому не доверял и считал, что факт нашей связи против нас же и используют самым беспощадным образом.

— Да. Конечно, он никому не доверял, — согласился Конрауд, вспомнив Стейнара и Лео, и задался вопросом: стоит ли рассказывать Линде о том, что утверждал старик? Однако он решил покуда не делать этого.

— Он не смел о нас рассказывать. Он знал, что все будет использовано против него, что про него наврут с три короба, и все в таком духе. Он был просто убит, ему в каждом углу мерещился сговор.

— То есть он не только защищал замужнюю женщину, с которой был, но также и скрывал это из соображений собственной безопасности?

Линда кивнула.

— По-моему, Хьяльталин верно подметил, — продолжал Конрауд. — Что насчет вас двоих надо помалкивать, даже если ему это грозит неприятностями. А их он избежал просто чудом. Информация о вашей связи могла бы иметь решающее значение.

— Вот именно так он и говорил.

— Попав в КПЗ, он продолжал настаивать на своем. Я думаю, вы бы им гордились. Выносить заключение так, как он, не всякому под силу.

— Гордиться? Я не гордилась. Я чувствовала себя ужасно: каково это — знать, что он там, и не быть в состоянии ничего сделать! Просто кошмар! А что мне было делать? Он сам так устроил. Что я могла предпринять? Я боялась. Мне надо было прибежать к вам и все-все рассказать? И что бы случилось тогда? Нас бы осудили? Что бы тогда стало с моей дочерью? Кто бы ее растил? Мы же ничего не сделали. В тот вечер Хьяльталин был у меня. Я не вру: мне незачем. Он был со мной.

— Вы знаете, о чем они ссорились тогда, на стоянке?

— О деньгах. Хьяльталин был не доволен тем, какой оборот приняли дела, но он никогда никого не стал бы убивать из-за крон да эйриров.

— А кто-нибудь еще знал о вашей с Хьяльталином связи?

— Нет. Никто. Мы вели себя очень осторожно.

— Так что вы — единственная, кто может рассказать эту новую версию случившегося?

— Да.

— Вы с ним лгали, — сказал Конрауд. — И Сигюрвину. И полиции. Вы скрывали от нас важные сведения. Вы говорите: мол, для того, чтоб на вас обоих не пало подозрение. А другие могли бы сказать, что из-за того, что Сигюрвина убили вы.

Линда смотрела на Конрауда, и на ее лице читался все сильнее разгорающийся гнев.

— Мы этого не делали, — произнесла она.

— Здесь нам приходится опираться только на ваши слова.

— Вот видите, почему Хьяльталин ни за что не хотел об этом рассказывать, — впервые за весь разговор она повысила голос. — А вот как раз из-за этого самого! Из-за того, что полиция тотчас заподозрит нас обоих и выдумает что-нибудь, чего не было!

Она в упор смотрела на Конрауда.

— Мы… Да, мы ему кое-что сделали: мы ему изменили. Изменили, обманули, и это ужасно — но больше ничего не было. Не было, и все тут!

24

Когда Конрауд на следующий день зашел к Ольге, она встретила его весьма неприветливо. Ничего не изменилось. Она работала в архиве полиции, приближалась к пенсионному возрасту, и характер у нее был тяжелый. В полиции она проработала долго, фигурой напоминала глубокий архивный шкаф, твердо стояла на ногах за своей кафедрой, малорослая и чрезвычайно широкая в обхвате. Поведение у нее было странное, а настроение обычно такое, что все старались иметь с ней дело как можно реже. С годами Конрауду удалось втереться к ней в доверие, и в последние годы его работы в полиции их общение проходило довольно сносно. Однако это не спасло его от ворчания и колкостей в его адрес, когда он попросил ее помочь ему вспомнить ход событий в ДПТ, в котором наехали на Вилли, брата Хердис.

— А я-то думала, ты уже уволился, — сказала она. — Вот зачем ты об этом спрашиваешь? Тебе не все равно?

— Его сестра попросила меня изучить для нее этот материал, — ответил Конрауд.

— Это какая-нибудь девица, за которой ты волочишься?

— Нет, женщина, которая попросила меня о помощи.

Конрауд понимал, что она неспроста спросила, волочится ли он за девицами. Марта рассказывала, что Ольга пребывала в самом скверном расположении духа, потому что муж в конце концов не вынес и ушел от нее. Они прожили вместе тридцать лет — и тут он заявил ей и их двум дочерям, что устал от этой ерунды и уходит. Он ничего не стал объяснять, но Ольга быстро выяснила, что он ушел к другой женщине, какой-то, как она выразилась, «селедке костлявой», и стал притворяться, что вовсе не знаком с Ольгой. Конрауд хотел показать ей, что он ей сочувствует.