Тьма всех ночей

Несмотря на протесты Насмешника, Гарун повел своих наемников на юг в надежде получить хотя бы оплату.

Глава 13 981-997 годы от основания Империи Ильказара ОНА БУДЕТ ЖИТЬ В ЕГО ТЕНИ

Сумрак свисал тяжелой паутиной с потолка комнаты, где сидели Вартлоккур и Старец. Холодный воздух пах сухой пылью. Все цвета здесь казались оттенками серого. Единственный свет в комнате исходил из дальновидящего зеркала. Сцена, которую они изучали, происходила далеко отсюда, в другом обиталище теней. Они наблюдали шестнадцатилетнюю Непанту за ее ежедневными занятиями. Зеркало предоставляло замечательные возможности для эротического подглядывания, но мужчины щепетильно отказались ими использоваться. Рутинные дела Непанты были скучны — приготовление пищи, мелкая уборка, учеба и вышивание. Когда она хотела побыть одна, то отправлялась в замковую библиотеку и читала. Книги не интересовали братьев — кроме Люксоса. Она многое читала, но в основном это был вздор. Вартлоккур и Старец наблюдали часами. Старец откровенно скучал, но продолжал смотреть, потому что его друг был чем-то обеспокоен. Наконец Вартлоккур выразил это вслух:

— Как ты думаешь, настало время навестить ее?

— Да. Может быть, ты даже уже слишком долго ждал. Нет ничего, что остановило бы ее найти любовника.

— Навряд ли. Эта старая дракониха, ее мачеха, похоже, готовит ей судьбу девственницы. — Он поднялся и прошелся по комнате. Через плечо Вартлоккур продолжал:

— Она в ужасе от мужчин. Эта женщина — еще тот подарочек. Понаблюдай за ней, когда она окружена одними слугами-мужчинами. Все-таки против природы не пойдешь. — Он хмыкнул безо всякого чувства.

Старец покосился, наблюдая, как чародей укладывает инструменты. Поглаживая бороду, он спросил:

— Что ты делаешь?

— Выбираю подарки, чтобы впечатлить Верлойю, ее отца.

— Ты собираешься отправиться прямо сейчас?

— Так скоро, как смогу. Я уже нервничаю, а прошла только пара секунд после принятия решения.

— Следует ли мне подготовить заклинание переноса?

Вартлоккур стал мертвенно-бледным.

— Нет! — Чтобы оправдать резкость своего ответа, он добавил:

— Сначала я хочу взглянуть на мир. Кроме всего прочего, все это дело с переносом тревожит меня. Когда-то давно в Шинсане, помогая своему учителю в исследовании переноса, я заметил какие-то странные перемещения в потоке. Я думаю, в нем живет нечто. Оно может оказаться таким, о чем не стоит беспокоиться. Но известно, что некоторые переносимые люди бесследно исчезали навсегда.

Старец никогда прежде не слышал, чтобы Вартлоккур хоть словом упомянул о своих делах в Шинсане. Он уважал личную жизнь чародея, но все же мучился от любопытства.

— Ты никогда не говорил много о Шинсане…

— И чем меньше сказал, тем лучше.

— На что он похож? Я никогда не бывал там — по крайней мере с тех пор, как Туан Хуа основал Империю Ужаса. И зеркало не может туда заглянуть.

— Там установлен защитный барьер против Дальновидения. С другой стороны, эта страна ничем не отличается от других. У нее нормальная природа: холмы, реки, леса. Листья там зеленые. Небо голубое. Не важно, что ты слышал: твои чувства не обнаружат отличий от остального мира. Только душой ты сможешь ощутить зло, пропитывающее все. На самом деле чем меньше знаешь, тем счастливее будешь.

Видя возбужденность Вартлоккура, Старец задал опасный вопрос, который беспокоил его с самого начала:

— Сколько оно стоило тебе — искусство, использованное против Империи?

Шея Вартлоккура приобрела багровый оттенок, различимый даже в темноте. Лицо стало угрюмым. Старец испугался, что единственным ответом будет взрыв гнева. Он перевел разговор в более спокойное русло:

— Ты собираешься в путь как есть?

— А что со мной не так? — Тигр с поломанными зубами и то не прорычал бы яростнее.

— Я ожидал, что ты снова омолодишься, как в случае с Марией.

— А что должна подумать Мария? И Непанта придет в ужас. Нет, стариком лучше для всех. — Кровь понемногу стала отливать от его лица.

— Когда я уйду, то не говори Марии куда. Не стоит ранить ее чувства. Она была хорошей женой. Может, я не способен дать ей любовь или другого сына, но я могу охранить ее от боли. — Как всегда после того, как гнев проходил и возвращался разум, он компенсировал вспышку рассудительностью, хотя иногда, как в случаях с Ильказаром и трубачом (нынешний трубач вел в Клыкодреде самую изнеженную жизнь), рассудительность приходила слишком поздно, чтобы исправить ужасную ошибку.

— Я наплету ей что-нибудь.