Тьма всех ночей

Снова Салтимбанко сидел в кресле у очага Непанты, но самой ее не было, она ушла вниз помогать раненым и вскоре должна была вернуться. По мере того как заживали раны, появилось время, которое она могла проводить со своим мужчиной — так Непанта иногда мысленно называла его, и так его звали все. Только сам Салтимбанко не был уверен, что подходит под это определение. Дело между ними обстояло так туманно, что Непанта была едва ли ему ближе, чем друг. Когда она отсутствовала — как сейчас, — то вовсе его не тревожила. А при ней его душу бил озноб.

Было в ней нечто странное, леденящее, непостижимое, что заставляло Салтимбанко испытывать в ее присутствии сильное чувство никчемности. Он продвигался, насколько она позволяла, но продвижение это казалось направленным не к реальной, а к какой-то другой, воображаемой женщине. Их разделял эмоциональный барьер, который невозможно было разрушить, пока существовали ее страхи. О, вдруг обнаружилось, что секс менее важен, чем он считал прежде, — все упиралось в ее беспричинный, страх, который порождал неестественное напряжение, пожирающее всякую надежду. Редко его забрасывало в такой безграничный и безнадежный океан — так же далеко, как считала себя затерянной она.

Пока он сидел и размышлял об этой связи, рассматривая огонь сквозь полузакрытые веки, в дверь постучали. Салтимбанко поднялся и открыл Элане.

— Женщина в Глубоких Темницах.

— Я знаю. Послушай, Хаакен вышел из комы. Они собираются поговорить с ним. Хочешь спуститься?

— Может, попозже. Хотя мне нужен отчет. Кроме того, мне нужно поговорить со странной женщиной. — Он мгновение помолчал, а затей спросил:

— Что за проблема с ней? Я не могу пробить ее душевные стены, они толще укреплений Вороньего Грая.

— Она боится…

— Не делаю никаких заявок. Тело женщины — ее собственность. Проживу без этого. Полная отчужденность и холодность, вот что вызывает печаль.

— Это у нее не единственный страх. Она боится обидеть тебя.

— Тупость! Безумие.

— Глуповато, но, как бы то ни было, для нее это достаточно реально. Если бы не осада, она бы сбежала. Она чувствует себя загнанной в ловушку. Все ее страхи собрались внутри, она чувствует себя более неуютно, чем всегда. И некуда бежать. Она боится сдаться. Она пытается бороться. Понимаешь, отсюда все эти перемены в настроении. Иногда она любит и хочет тебя, а потом страх снова берет вверх. Тогда она не может с ним сражаться. Или не хочет.

— И что сам-друг может поделать?

— Терпеть. Что же еще?

— Сам-друг терплю уже много месяцев. Любовь растет… (Вот оно! Он признал это наконец.) Но терпение уже совсем истощилось. В закоулках мозгов змеею ползает такой маленький червячок разочарования, порождающий гнев. Становится трудно удержаться под контролем. Подходит время, когда сам-друг попытается завопить «Конец!», сигануть через стену, прочь отсюда, и будь проклята эта безумная женщина с идеями в голове. Да куча золота не так искушает, как размягчение мозгов! Надеюсь, что скоро вино и женщины позволят все это забыть. Скоро, очень скоро я до этого дойду. Биться головой о стену — вроде как солдаты снаружи крепости. Да и не дает это ничего, кроме саднящих шишек. Через стену Вороньего Грая невозможно перебраться: людям снаружи не на что упереть ногу. Через стену Непанты невозможно перебраться: для унылых дураков нет сокровищ. Очень скоро сбегу.

Элана начала было что-то говорить, но остановилась, услышав, как внизу хлопнула дверь.

— Идет упомянутая женщина, — сказал Салтимбанко. — Сам-друг сейчас не в настроении деть ее. Ускользну черным ходом. Расскажешь, говорит Черный Клык.

Непанта появилась как раз вовремя, чтобы увидеть его бегство.

— Почему?..

— Он несчастен.

— Мы собирались пополдничать вместе.

— Он любит тебя, а ты нечестно играешь, подумывает уйти через стену.

— Он хочет дезертировать?

— Не дезертировать. Сбежать. Он чувству себя в ловушке.

— Но разве не все мы? Это закончится с отступлением зимы.

— Не прикидывайся глупее, чем ты есть! — отрезала Элана грубее, чем собиралась. — Ты и есть причина, по которой он чувствует себя загнанным в капкан. После того, как он на протяжении столького времени ничего не добился, ему легче убежать и забыть. Зачем биться головой о стену?

— Но ты же знаешь мою проблему, я уже рассказывала тебе, что…

— Это не проблема. Это очередной из барьеров, которые ты сама воздвигаешь.

— Какие же, например?

— Их много. Например, твое мнение о себе. Ты думаешь, что для него недостаточно хороша. Поэтому его отстраняешь. И все разговоры о том, что ты будешь делать, когда война закончится. Они не реальны. Но ты цепляешься за них, чтобы тебя не достал реальный мир. Но ведь и Салтимбанко ты держишь вне своего мира. А быть все время в плохом настроении — не тот способ, который помогает.

— Ты режешь, Астрид.