Тьма века сего

Маршалл попытался прокрутить внутри себя все с начала, но ему это удавалось с трудом, требовалась большая сила воли, как будто он вспоминал тяжелый сон. Глаза этой женщины! По тому, как она на него смотрела, было понятно, что она знает, кто он такой, хотя они никогда не встречались. И никогда раньше, ни в чьем взгляде он не видел и не чувствовал такой ненависти. К тому же взор этой женщины внушал страх, который все возрастал и доводил до полного изнеможения, до сердцебиения. Это был сковывающий страх, не имеющий никаких объяснимых причин, Маршалл был напуган до полусмерти... абсолютно ничем! Это было глупо. Он был не из трусливых, ни перед чем не отступал всю свою жизнь.

Но сейчас впервые он испытал... Впервые? Лицо Альфа Бруммеля со сверлящими серыми глазами вспыхнуло в памяти, и Маршаллом снова овладела слабость. Он стряхнул неприятное воспоминание и сделал глубокий вдох. Куда подевалась былая хогановская сила воли? Она что, осталась в кабинете Бруммеля?

Маршалл не смог найти ни ответа, ни толком объяснить происходящее, в нем только росло чувство презрения к себе. "Опять я поддался, как гнилое дерево", - думал он и, как гнилое дерево, прислонился к стене и стоял так, чего-то выжидая.

Через несколько минут двери зала распахнулись, и студенты стали вылетать в коридор, как пчелы из улья. Они не замечали Маршалла, как будто он был невидимкой, но ему было абсолютно все равно. Затем вышла Санди. Маршалл встрепенулся и двинулся к ней со словами приветствия, но она просто прошла мимо! Не повернув головы, не остановившись, не улыбнувшись, не ответив ему ничего! Проводив ее взглядом по коридору до выхода, Маршалл почувствовал всю глупость своего положения.

Он пошел вслед за дочерью. Хотя он шел ровным шагом, ему казалось, что он все время спотыкается. Он шагал нормально, отнюдь не волоча ноги, но у него было ощущение, что они налились свинцом. Он видел, как его дочь, так ни разу и не обернувшись, вышла из здания. Грохот захлопнувшейся за ней двери отозвался в бесконечно длинном коридоре тяжелым осуждающим эхом, как бы навеки разъединяя его с той, кого он так любил. Маршалл остался один в широком коридоре, онемевший, беспомощный, и его крепкая внушительная фигура казалась совсем маленькой.

Струйки удушливого зловонного пара, которые Маршалл не мог видеть, тянулись по полу. Это напоминало тихое течение воды под

аккомпанемент недоступного слуху царапанья и скрежета когтей по кафельному полу.

Маленький бес накрепко присосался к Маршаллу, как скользкая черная пиявка. Его когтистые пальцы обвивались вокруг ног Маршалла, словно щупальца спрута, удерживая его и отравляя его дух. Желтые выпученные глаза на шишковатой физиономии наблюдали за ним, буравя насквозь.

Маршалл чувствовал глубоко внутри все возрастающую боль, и маленький дух знал это. Но удержать этого человека становилось все труднее. Пока Маршалл стоял в пустом коридоре, в нем начало просыпаться чувство отчаяния, любви и горечи. Жалкие остатки раздражения и запала догорали. Он двинулся к двери.

Действуй, Хоган, действуй! Это же твоя дочь!

Маршалл решительно шагал вперед. Демон, изо всех сил вцепившись в его ногу, волочился по полу. Глаза духа горели яростью, и серное дыхание с шумом вырывалось из ноздрей. Он распустил крылья, ища опоры, чтобы удержать Маршалла, но так и не смог ни за что зацепиться.

"Санди, дай же отцу хоть один шанс!" - в отчаянии думал Маршалл.

В конце коридора он уже почти бежал, большие ладони толкнули дверь с такой силой, что она с грохотом ударилась о стену здания. Сбежав по ступеням, он остановился на дорожке, обсаженной тополями, посмотрел на зеленую лужайку перед Стюарт-Холлом, оглянулся по сторонам, но дочери нигде не было. Демон снова начал карабкаться вверх по его телу. Маршалл замер, одинокий и растерянный.

- Я здесь, папа.

Демон мгновенно скатился вниз и, не удержавшись, упал, злобно ворча от возмущения. Маршалл обернулся и увидел дочь, стоявшую почти возле той самой двери, с которой он только что сражался. Она явно пыталась укрыться от своих сотоварищей за кустами камелий и, похоже, собиралась хорошенько проучить отца. "Все равно это лучше, чем потерять ее", - подумал Маршалл.

- Прости, пожалуйста, - поспешно проговорил он, - но мне показалось, что ты не захотела узнать меня там, в коридоре.

Санди выпрямилась, готовясь встретиться с отцом лицом к лицу и показать ему, насколько она оскорблена, хотя по-прежнему не решалась посмотреть ему прямо в глаза.

- Это... так неловко получилось.

- Что именно?

- Да знаешь, все, что там произошло.

- Конечно. Но, видишь ли, я люблю мутить воду, некоторым будет что вспомнить...

- Папа!

- И кто же тогда снял табличку "Родителям вход запрещен"? Откуда мне было знать, что мое присутствие твоему лектору неугодно?! Что же это, позвольте спросить, такое сомнительно важное и тайное она хотела скрыть от посторонних?

Теперь, наконец, Санди почувствовала себя достаточно уязвленной, чтобы посмотреть отцу прямо в глаза:

- Ничего, абсолютно ничего. Обыкновенная лекция.

- А в чем же тогда дело?

Санди подыскивала подходящее объяснение.