Сбоку дома укрыться было гораздо легче. Там, вдоль уходящего в глубь дворов низкого темного штакетника, находились две небольшие стоянки для машин. Освещение было слабым, и все предметы сливались во тьме и не просматривались с улицы. Машину там ставить было
неудобно, но Бернис сейчас, ночью, это устраивало как нельзя лучше. Отважная девушка перебежала через улицу в месте, не просматриваемом из полицейской машины. Потом, под прикрытием дома, добралась до штакетника, перелезла через него и побежала дальше вдоль него, пригибаясь к бетонному основанию. Достигнув, наконец, своей "тойоты", она отключила сигнализацию и открыла запасным ключом дверь. О! Как близко, и как недостижимо! Журналистка не могла завести мотор, ведь его звук прорезал бы тишину ночи. Но кое-чем она все-таки могла воспользоваться. Как можно быстрее она залезла в машину и закрыла дверь, чтобы свет под потолком погас, - все это было делом секунды. Затем Бернис выдвинула ящик на передней панели и вытряхнула на сиденье мелочь. Всего несколько долларов, но этого должно хватить? Она сунула монетки в карман. В откидной коробке девушка отыскала свои солнечные очки с диоптриями. Теперь она видела лучше, к тому же они скрывали синяки вокруг глаз. Ничего не поделаешь, надо выбираться из города. Может быть, зайти поспать куда-нибудь и потом, так или иначе, добраться до Бэйкера, чтобы быть в "Лесной таверне" в восемь часов вечера. Бернис пыталась вспомнить кого-нибудь, косо противники не знали, кто мог бы помочь и приютить у себя беглянку, не задавая лишних вопросов. Но имен, хранящихся в памяти, было слишком мало, да и люди эти были ненадежны. Бернис двинулась по направлению к шоссе двадцать семь, соображая и прикидывая, как действовать дальше.
В подвальном этаже здания суда, в камере предварительного заключения, на нарах лежал Ханк и, как ни странно, спал. За вечер не произошло ничего особенного: его раздели, изучили сверху донизу, сделали соответствующие записи, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали. Потом впихнули в камеру, не дав даже одеяла, чтобы укрыться и согреться. Он просил Библию, но они ничего не захотели ему дать. Пьяницу в соседнюю камеру поместили ночью, парень, подделавший чек, молчал, как будто набрал в рот воды, а вор в клетке напротив, как назло, оказался горластым марксистом, которого невозможно было урезонить. "Ладно, - подумал Ханк, - Иисус умер за них, и они тоже нуждаются в Его любви". Он старался держаться с ними по-дружески и хоть немного рассказать о Божьей любви, но кто-то успел сообщить им, что его обвиняют в изнасиловании, и это бросало тень на его свидетельство. Пастор лег спать, сравнивая себя с Павлом и Силой, Петром и Иаковом и всеми другими христианами, которых без вины бросали в тюрьму. Он прикидывал, сколько времени продлится его служение теперь, когда его репутация была запятнана. Сможет ли он оставаться в церкви, и без того прослыв драчливым пастором? Бруммель и его приспешники наверняка используют создавшуюся ситуацию, чтобы доконать его. Насколько понимал Ханк, именно они стояли за всем происходящим. Но он передал дело в руки Господа и знал, что Бог на его стороне. А это было лучшим утешением.
Ханк молился за Мэри и за свою новую решительную паству, читал по памяти строки из Библии, пока не заснул. Ранним утром Ханка разбудили шаги в коридоре и звук отпираемой дежурным полицейским двери. Так и есть! Дежурный открыл дверь его камеры. Теперь, в довершение ко всему, Ханку придется делить камеру с вором, пьяницей, а может, даже с настоящим насильником... Пастор продолжал делать вид, что спит, но приоткрыл один глаз, чтобы взглянуть на вновь прибывшего. Боже милостивый! Огромный детина выглядел таким отвратительным, повязка и кровоподтеки на его лице без сомнения говорили, что он только что с кем-то дрался. Ханк пробормотал несколько фраз насчет того, что ему придется делить клетку с насильником, после чего он начал молить Господа о защите. Этот тип весил в два раза больше него и был явно взбешен. Новый сосед бросился на свои нары и дышал так, как будто продолжал сражаться с медведями, драконами и чудовищами. "Господи! Освободи меня!"
Рафар важно восседал на вершине мертвого дерева, высоко над городом, небрежно покачивая крыльями, распустив их наподобие мантии.
Демоны-курьеры регулярно доносили о последних важных приготовлениях в городе. Все это были только хорошие новости.
- Люциус, - позвал Рафар тоном, каким подзывают ребенка. - Люциус, не хочешь ли ты подойти сюда?
Люциус приблизился, всем своим видом выражая достоинство, распустив крылья, как и Рафар. Князь Вавилона смотрел на демона с наигранной веселостью, самодовольно улыбаясь:
- Надеюсь,что ты кое-чему научился на моем опыте.Как видишь, я за несколько дней добился того, чего ты не смог сделать за несколько лет.
- Может быть, - это был весь ответ, до которого соизволил снизойти Люциус.
Рафар остался недоволен услышанным:
- Ты не согласен?
- Может быть, Ваал, твои успехи - результат работы, которую я проделал перед твоим прибытием.