Тьма сгущается

Гаривальд прекрасно знал, чем еще Ваддо мог бы порадовать солдат короля Мезенцио: если староста приведет их к зарытому в лесу хрустальному шару, они, может быть, и простят его за то, что тот спрятал колдовское орудие. Особенно если Ваддо скажет, что во всем виноват Гаривальд, который прятал хрусталик вместе с ним.

– Добре, добре, – прохрипел Ваддо, приближаясь. – Добрый сегодня день – для всех нас, уверен.

Голос его звучал вовсе не так уверенно, как прежде – до того, как альгарвейцы взяли Зоссен. Ваддо оставался старостой и преданно исполнял повеления захватчиков, но власть, которой он, мало не наместник конунга Свеммеля, обладал, рассеялась. С точки зрения солдат Мезенцио, староста был лишь вожаком стаи таких же, как он, псов – и ему доставался первый пинок.

– Доброго дня, – хором отозвались приятели.

– Наш друг, – добавил Дагульф, тыча пальцем в сторону Гаривальда, – скоро разродится новой песней.

Гаривальд мысленно пожелал соседу заткнуться.

Ваддо просиял.

– Видел я, как он в себя ушел, вот и понадеялся. С новой песней и зимние вечера быстрей пролетят.

– Постараюсь, – коротко ответил Гаривальд.

Теперь ему предстояло сочинить две песни: одну простую и одну – про деревенских девчонок, что поддаются на уговоры альгарвейских солдат. Он надеялся, что вторую Ваддо не услышит. Несмотря даже на то, что старостина дочка была достаточно молода, хоть и не так красива, чтобы привлечь внимание альгарвейцев.

– Если песня выйдет хоть вполовину так хороша, как те, что ты уже сочинил, она все равно будет лучше, чем многие, что мы годами поем, – добавил Ваддо. – В нашей родной деревне появился певец – миннезингер, я бы сказал! Кто бы мог подумать!

– Спасибо, – стеснительно пробормотал Гаривальд.

Мысль о том, что он в силах сложить песню, до сих пор приводила его в трепет.

– Это тебе спасибо! Ты делаешь Зоссену доброе имя!

Староста был необыкновенно красноречив. «Не переигрывает ли? – мелькнуло в голове у Гаривальда. – Может, усыпить бдительность хочет, а потом сдать парням Мезенцио?» Ему пришло в голову, что хрустальный шар стоит перепрятать в одному ему известное место. А то и вовсе утопить в омуте. Если бы удалось это сделать незаметно – может, и стоит.

С другой стороны, если альгарвейцы застанут его за этим занятием, то спалят на месте. Или вздернут на суку под табличкой в назидание остальным. Может, как раз этого Ваддо и добивается? Тогда накажут напугавшегося Гаривальда, а староста ни при чем выйдет… Крестьянин помотал головой, отгоняя дурацкие, тошнотворно подлые мысли.

– Неплохо будет услышать новую песню, – повторил Ваддо. – Что угодно, лишь бы о голоде не вспоминать…

– Хороший был урожай, – скорбно промолвил Дагульф. – Жалко, нам не достался.

– Рыжики… – Ваддо оглянулся торопливо – точно так же, как остальные жители Зоссена, когда не желали попадаться на глаза старосте. Ничего опасного он не заметил – в этом Гаривальд мог быть уверен, потому что оглянулся и сам, – и ограничился тяжелым вздохом и коротким: – Ну, что поделаешь…

– Сущая саранча, – буркнул Дагульф.

Гаривальд исхитрился наступить ему на ногу; приятель что-то распустил язык.

Ваддо опасливо кивнул. Гариваль все равно ему не доверял. Староста любого мог выдать альгарвейцам.

Разделавшись, как мог скорее, с пустым разговором, какого требовала вежливость, Гаривальд вернулся к себе в избу.

– Пойду в лес опять, – бросил он Анноре. – Если повезет, хоть вязанку дров приволоку домой, а не только рыжикам.

– Хорошо бы, – вздохнула жена. – А если сумеешь белку камнем подбить или кролика оглоушить – еще лучше.

– Если повезет, – повторил Гаривальд. – Вот только ежели бы мне всегда везло, на сто миль от Зоссена ни единого альгарвейца не осталось бы.

– Верно сказано, – с горечью ответила Аннора. – Иди уж. Может, подвернется невелика удача, да наша.

– Будем надеяться. Подай-ка оселок.

Он вытащил топор из-за пояса и прошелся по лезвию. Пока он рубил сухостой для альгарвейцев, следить за инструментом не было смысла: затупившийся топор давал работнику повод не выкладываться и не торопиться. А вот когда трудишься на себя – дело другое.

Гаривальд торопливо шагал по тропинке. Его привлекали не бурелом и не возможность поохотиться немного. В лесной тишине слова приходили на ум легче, чем в деревне. Как-то у Гаривальда целый куплет выпал из памяти, когда Сиривальд не вовремя спросил о чем-то.

Ваддо ждал от него веселой песни, чтобы скрасить тоску зимних вечеров. Гаривальд понимал, что за нее и следовало бы взяться поначалу. И конечно, в голову непременно лезли строчки другой – такой, чтобы ункерлантские женщины забыли дорогу в койки альгарвейских солдат.

Крестьянин со злостью швырнул камнем в серую белку, едва заметную на серой от старости березе, и промахнулся буквально на ладонь. Белка взбежала повыше, укоризненно застрекотав.

– Зар-раза, – пробурчал Гаривальд, подрубая молодое деревце.