Тьма под солнцем

– Пассажира принимайте.

– Да ты что начальник, у нас тут и так дышать нечем!

– Жрать давай!

– Врача мне!

– Перетопчетесь!

Его подхватили за шкирку – и привычно втолкнули в душный ад камеры. За спиной – грохнула дверь, отсекая путь к свободе…

Санаторий – незабудка, побываешь – не забудешь…

Три десятка пар глаз злобно смотрели на первоходочника с трех ярусов нар. В камере было жарко, душно, пахло парашей, все были по пояс голые, кто-то и вовсе в трусах. Партаки… у иных целая картинная галерея. Натянутая простыня делила камеру на две части – в одной жили люди, то есть уголовники, блатные. В другой – все остальные, которые по меркам камеры людьми не считались. Опущенные сами, они вымещали злобу на том, на ком могли. Хотя бы и на первоходе.

Под самыми ногами лежало чистое полотенце. Он посмотрел вниз и переступил его, упоров первый свой косяк. О полотенце следовало вытереть ноги.

– Здорово! – грубо сказал он. Он читал где-то, что в новом коллективе как изначально себя поставишь, так и будешь потом существовать.

Молчание. Тяжелое… как летний воздух перед грозой. Заключенные смотрели на него – и от ненависти в их взглядах можно было вспыхнуть…

– Здравствуй, здравствуй, х… мордастый… – сказал один из смотрящих на него людей – ты куда залетел, а?

Владимир не отреагировал – хотя по понятиям следовало броситься на ведущего разбор с кулаками или заточкой. По понятиям, летает – только петух.

– Привели – я пришел!

Понимая, что этот разговор ни к чему хорошему не приведет, Владимир решил действовать. Со своими вещами, он сделал пару шагов и сел на место, которое не было занято. Даже не задав себе вопрос, а почему оно не занято. И невольно вздрогнул, услышав зловещий хохот.

Это был третий косяк – место было зашкварено, петушиный насест. Из всего многообразия уголовных каст, какие существовали в этом темном, душном и страшном мирке ему были доступны только две – чушкари и пидоры.

Хотя это как посмотреть. Двенадцатая хата была шерстяная, администрация заведения собрала здесь всех, кого люди, то есть уголовники – приговорили к смерти. Стукачи, отморозки, ссучившиеся, зашкварившиеся. Когда кого-то надо было опустить – его бросали сюда, как собакам на разрыв. Потому то его так и приняли здесь – в правильной, красной хате за такую прописку избили бы самих прописывающих: по правильным понятиям такой прием новичка считался беспределом и мог означать минус для всей хаты[74]. В нормальной хате никакие решения шерстяных относительно статуса первохода не имели значения, потому что беспредельщики определять судьбу других людей не могут. За исключением одного – если новичка в шерстяной хате изнасилуют, то масть пидора для него – будет уже навсегда.

– Ша, чухна навозная… – раздался ленивый голос из-за простыни – харе базлать не в тему. Э, первоход… вали сюда.

Владимир – пошел на голос, понимая, что сейчас решится его судьба…

Блатных было пятеро. Точнее четверо – один явно был шнырем, рулил за крокодилом – то есть накрывал на стол. Убогие, дебильно-злобные или наоборот – лучащиеся агрессивным сознанием собственного могущества лица, массивные бицепсы. В шерстяной хате рулила только сила и пробивались наверх – тоже только силой…

– Как звать? – просипел один из уголовников. Нас шее его был шрам – то ли от ножа, то ли от пули

– Володя звать.

Блатные переглянулись, один глумливо захихикал. Потом – тот, кто сидел ближе всего – неуловимым движением пнул новенького по голени, прямо по кости.

– Ты чо!

– Через плечо. Будешь пальцы расширять – ночевать загоню под шконку… Встал!

Еще один пинок

– Кликуха как?

– Нет…

– Чо – нет?

– Х… мордастый будет у него кликуха! – сказал тот самый, глумливый. А чо? Тюрьма роднуха дала кликуху. Все по чесноку.

– Глохни. С тобой, Децал, говно хорошо жрать – ты все время вперед забегаешь… Нет, значит, кликухи… А музыку[75] знаешь?

– Нет… не учился.

Глумящийся хихикнул, но смолк. Владимир буквально кожей ощущал как зло, подобно грязной, вонючей воде – готово сомкнуться над головой…

– Короче, не в теме, так? Отгадай загадку – летишь ты на самолете, топливо кончается. Справа лес х. в, слева озеро спермы – куда садиться будешь[76]?

Владимир промолчал

– В чем тебя обвиняют?

– А хрен знает!

Новый пинок по ноге, по тому же самому месту.

– Пи…ть будешь, в пол втопчем, ну?