– Потому что мы не хотим привлекать внимание, – ответила она. – Даже своих и даже в такой мелочи. Теперь беги за отцом. Он знает, кого из рыжиков стоит подмазать, чтобы не вышло беды.
К тому времени, когда Эалстан набросил на плечи чистый кафтан, Конберга уже обнималась с Леофсигом в гостиной. От избытка чувств она обняла даже Сидрока, с которым обычно находилась в натянутых отношениях. Протиснувшись мимо них, Эалстан выбежал на улицу и с облегчением услыхал за спиной лязг засова.
Улица Зеленого единорога располагалась близ пострадавшей от бомбежек твердыни эрла Брорды. Большая часть отцовских клиентов была из громхеортских богачей. Хестан в своем ремесле считался лучшим; неудивительно, что и работал он на лучших в своем роде людей.
Секретарем у Вомера служил здоровенный мужик, чья изборожденная шрамами физиономия не отражала ничего, кроме тупой злобы. Однако когда Эалстан объяснил, чей он сын, и добавил: «Матушка моя захворала, сударь», секретарь провел его в комнату, где отец и торговец полотном корпели над амбарными книгами.
Хестан оторвался от книги.
– Эалстан! – воскликнул он. – Что ты тут делаешь?
– Матушка захворала, отец, – соврал Эалстан во второй раз. – Просит вас прийти домой.
На лице Хестана отразился ужас. Эалстан, по счастью, этого не понял.
Отец вскочил на ноги.
– Простите, умоляю, сударь, – обратился он к Вомеру. – Я вернусь, как только смогу.
– Идите, идите! – Вомер сделал вид, будто выталкивает бухгалтера из комнаты. – Надеюсь, все обойдется.
– На самом деле матушка здорова, отец, – объяснил Эалстан, когда они вышли на улицу.
Хестан ухватил его за руку, явно намереваясь задать сыну трепку прилюдно. Однако Эалстан уже зазубрил волшебные слова:
– Мой брат вернулся!
Отец отпустил его так же быстро, как поймал, и, тихонько присвистнув, взъерошил сыну мокрые от пота волосы, будто тот был совсем маленьким.
– Ты молодец, что не стал об этом кричать при Вомере, – похвалил он. – Как там Леофсиг?
– Тощий. Голодный. Грязный, словно несколько недель не мылся, – ответил Эалстан и добавил: – Зато он
– М-да. – Взгляд Хестана сделался задумчиво-отрешенным. – А мне теперь гадать, как бы ему остаться у нас да не прятаться до конца дней под кроватью… – Он подергал бороду. – Невелика трудность. Альгарвейцы жадны до золота. По всем бумагам окажется, что Леофсиг жил с нами, когда войска Мезенцио захватили город. Я знаю сержанта-рыжика, который ведет эти списки.
– Матушка знала, что ты найдешь выход, – с гордостью заметил Эалстан.
Гордился он обоими родителями: отцом – за то, что тот знал так много, и матерью – за то, что та знала, о чем знает отец.
Хестан положил руку сыну на плечо.
– Там, где дело касается денег и бумаг, я все могу. – Он сжал плечо Эалстана. – Хитрость в том, чтобы орудовать деньгами и бумагами достаточно ловко и к нам домой не явились бы вооруженные альгарвейцы. Против рыжиков с жезлами я ничего не могу поделать. – Отец вздохнул. – Оказалось, что против рыжиков с жезлами никто во всем Фортвеге не может ничего поделать…
Поездка на становом караване до Илихармы, столицы Куусамо, доставила Пекке массу удовольствия. При мысли о том, что в ее отсутствие Лейно одному придется справляться с Уто, чародейка чувствовала себя слегка виноватой, но ее мужу тоже доводилось раньше уезжать в командировки – а кроме того, Элимаки живет рядом и поможет справиться с воплощением хаоса, скверно замаскированным под маленького мальчика.
Мимо прошел стюард с подносом маринованой селедки, копченого лосося и пирожков с мясом. По обычаю Куусамо и в отличие от торгашеского Лагоаша, трапеза предлагалась пассажирам бесплатно. Пекка взяла пирожок, пару кусочков селедки и кружку горячего пива из напитков, которые разносил второй стюард, хотя печки в обоих концах вагона работали неплохо.
За окном кутались в снега холмы Вааттоярви, невысокая гряда, пересекавшая Куусамо с востока на запад. К северу от нее климат был не столь суров. Когда в Каяни задувал буран, в Илихарме шел снег. Когда в Каяни шел снег, в Илихарме шел снег с дождем – или дождь со снегом, это как посмотреть. Когда в Каяни шел снег с дождем, в Илихарме хлестал ливень. Когда в Каяни лил ливень, в Илихарме светило солнце… ну, посвечивало иногда.
В лесах к северу от холмов Вааттоярви попадались дубы и клены, голые зимой, но в основном там росли ели, сосны, пихты, столь же обычные на холодном юге. Один раз Пекке привиделось, что по насту бежит рыжая лиса, но караван промчался мимо так быстро, что чародейка не могла быть уверена – не игра ли это воображения.
Когда караван прибыл в Илихарму, на улицах зажигали фонари – час этот менялся по временам года. Зимой он наступал в столице существенно позже, чем в Каяни, но все равно не считался очень уж поздним. На сером небе чернели острые двускатные крыши домов – вклад Куусамо и Ункерланта в мировую архитектуру, подобно тому, как колонны считались каунианским изобретением, а непомерное украшательство – альгарвейским.