Титус Гроун

– Когда я шел за тобой, мне хотелось подойти ближе, но смелости не хватило… Понимаешь, дом у тебя забрали, теперь он тебе не принадлежит. И с этим ничего не поделаешь. Твой муж умер, а ты ушла в Горменгаст. На следующий день старики собрались и решили передать твой дом одному из мастеров. Дескать, нечего пустовать такому добротному жилищу. Поскольку одна ты недостойна жить на площади Черного Всадника. Вот так…

– Да, но там остались скульптуры… Которые еще муж вырезал, – заволновалась Кида, – что с ними-то?

Молодая женщина напряженно всматривалась в лицо собеседника, стараясь по его выражению определить правду. От ее внимания не ускользнуло, что Рантель, услышав вопрос, задышал быстрее – это был верный признак волнения.

– Я все расскажу тебе, – глухо начал Рантель, – я должен был сделать это с самого начала, но как увидел тебя, так сразу память отшибло… В общем, у меня не хватило сил идти к твоему дому. Туда ходил Брейгон. Говорят, как вошел туда, так остолбенел! Старики спокойно делят принадлежавшие уже тебе скульптуры. И никого не стыдятся. Увидели Брейгона, и хоть бы кто извинился. Говорят, что ты, дескать, теперь живешь у господ, что тебе эти скульптуры даром не нужны, что если все это оставить без присмотра, их сожрут древоточцы… Понятно, что Брейгона они этим не убедили. Он выхватил нож. Ты, наверное, уже поняла – все здесь знают его крутой нрав. Старики не стали испытывать судьбу и ушли, а Брейгон перенес все скульптуры к себе… Говорит, что у него они будут целее и что отдаст, когда ты вернешься… Послушай, Кида, я могу чем-нибудь помочь тебе?

– Обними меня покрепче, – попросила женщина, – вот так… Кажется, где-то музыка играет?

Прислушавшись, Рантель и в самом деле различил звуки какого-то музыкального инструмента.

– Кида…

Обняв молодую женщину еще сильнее, резчик уткнулся лицом в ее пышные волосы.

Кида положила голову на широкую грудь мастера и услышала пронзительное биение его сердца. Неожиданно звуки музыки прекратились, и снова наступила тишина – столь же величественная, сколь и темнота.

Рантель заговорил первым:

– Все равно ты будешь моей. Без тебя мне нет жизни. Ведь я – резчик по дереву. Я создам в твою честь самую прекрасную скульптуру. Это будет фигура Славы. Я окрашу ее в багровый цвет. Кида, Кида, я буду любить тебя вечно…

Женщина осторожно провела пальцами по лицу Рантеля и остановила мизинец на его губах:

– Я… Ты…

– Ты плачешь?

– От радости…

– Но послушай…

– Да?

– Ты сможешь сдержаться, если я скажу тебе нечто ужасное?

– Я уже настолько привыкла к печальным известиям, что они нисколько не волнуют меня, – равнодушно призналась женщина, – и вообще, тебе пора понять, что я уже совсем не та, что раньше… Я… я все-таки живая!

– Понимаешь, Кида, здесь существуют свои законы. Именно поэтому тебе пришлось насильно выходить замуж… Тогда… Но этот же закон может заставить тебя сделать то же самое снова. Здесь много холостых мастеров. Я слышал, что многие уже ожидали твоего возвращения. Старики уже подобрали одного. Кида, одно твое слово – и я убью его.

– Хватит болтать о смерти, – неожиданно вспылила молодая женщина. – И потом, я не собираюсь выходить за него. Веди меня к себе.

Вдруг Кида подумала, что даже для нее самой собственный голос звучит совсем не так, как раньше. Выходит, она в самом деле сильно изменилась.

– Если мы любим друг друга, никто не посмеет вмешаться. У меня забрали дом, так где я теперь должна спать? Конечно, у тебя! Знаешь, Рантель, только сейчас я начинаю чувствовать себя по-настоящему счастливой. Все как-то сразу встало на свои места. Во всяком случае, я лишь сейчас заметила, где правда и где неправда, где хорошее и где плохое. И этот страх… он ушел из меня. А ты что, как будто чего-то боишься?

– Ничего я не боюсь, – зарычал Рантель. – Тем более, если мы любим друг друга.

– Я люблю всех, – призналась Кида, – но только давай больше не будем говорить об этом, ладно?

Удивленно посмотрев на женщину, Рантель тем не менее ничего не сказал. Он крепко сжал руку возлюбленной и повел ее прочь с площади. Несомненно, за время блужданий в поисках Киды резчик отлично изучил предместье, и теперь уверенно вел ее по самым темным переулкам, где было меньше вероятности встретить кого-то из знакомых. Через полчаса оба уже стояли у порога дома Рантеля у подножия стены Горменгаста.

В хижине было темно – только у стены пылал в очаге огонь. Кида быстро почувствовала себя хозяйкой – она нащепала лучины и поставила тускло горящие кусочки дерева на грубо сколоченном столе. Заодно женщина подбросила побольше дров в очаг, чтобы в помещении стало хоть немного теплее. Чтобы окончательно утвердиться в роли хозяйки, Кида вынесла наружу и основательно вытрясла тростниковые циновки, которыми в предместье было принято устилать глинобитный пол.

– Молодость очень быстро уйдет от нас, – сказала она по окончании работы Рантелю, – но пока мы вместе, и сегодняшняя ночь точно в нашем распоряжении. Конечно, эти идиотские нравы еще попортят нам немало крови. Но сам подумай, что сейчас нам ничто не мешает. Ну подойди ко мне! Обними меня снова!