Титус Гроун

– Восьмой день восьмого месяца. Ага… Я… Подойди сюда, я должен тебе кое-что сказать… Знаешь, я никогда не понимал, что творится в Горменгасте… У нас тут что-то происходит… В общем… И между прочим, как раз под тобой… Ну, я хочу сказать, под северным крылом… Что это за деревяшки тут хранятся? Собирают их, а для чего – никто не знает. Все изменяется. Замок изменяется. Он сегодня впервые остался один – его высочество. Его светлость. Даже меня отправил. Ушел в покои ее светлости. Я не понимаю… И не видел его пока… Никто не впускает… Что-то ужасное происходит… Ее сиятельство рожают… И столько птиц слетелось. Ох, не к добру это. Знаешь, там даже белый грач появился. Ты видел когда-нибудь белого грача? Ребенок родился – наследник Горменгастский – но мать на него даже смотреть не хочет. А отец просто взгляда не отрывает. А меня не впускает – странно. Эй, ты меня слушаешь?

Разумеется, Ротткодд слушал гостя. Слова Флея заслуживали внимания уже хотя бы потому, что на памяти смотрителя тот еще никогда не разражался столь длинными тирадами. К тому же новость о появлении на свет ребенка – будущего повелителя Горменгаста – многого стоит, тем более для такого отшельника, как он. В любом случае – он теперь получил достаточное количество информации и может обдумывать ее в одиночестве. В одном Флей был точно прав – он, Ротткодд, лежит себе дни напролет в своем гамаке и как бы стоит в стороне от жизни замка. Он даже не имел понятия о предстоящем появлении на свет нового господина. Даже еду ему подавали сюда – на крохотном подъемнике, люк которого находился во все той же каморке под лестницей. Да, он живет в замке, но в то же время живет как бы вне замка… Фраза, конечно, абсурдная, но тем не менее это так. А Флей принес очень даже грандиозное известие. С другой стороны, Ротткодд все равно испытывал раздражение – его уединение было нарушено самым бесцеремонным образом. Однако тревожная мысль в тот же миг посетила почти идеально шарообразную голову смотрителя Барельефного зала – с какой стати Флей, безучастный ко всему, кроме нужд своего господина, пришел именно сюда? Да еще рассыпается такими подробностями – просто невиданное дело. Неожиданно для самого себя смотритель смерил гостя глазами и спросил:

– Так чему я обязан, сударь, вашему визиту?

– Что ты сказал? – крякнул Флей, глядя на смотрителя удивленными глазами.

Флей замолчал и застыл на месте – он сам только-только понял: в самом деле, почему он пришел сюда и рассказывает все это Ротткодду – уж его все случившееся точно касается меньше всего. Как могло случиться, что его выбор – кому излить душу – пал именно на Ротткодда? Флей смотрел на Ротткодда уже растерянно, не зная, что и сказать…

Наконец камердинер взял-таки себя в руки – он вдохнул воздуха в легкие и сделал шаг вперед:

– А, понимаю тебя, Ротткодд, очень хорошо понимаю…

В этот момент смотритель уже мечтал, чтобы гость поскорее убрался туда, откуда пришел, чтобы поскорее улечься в гамак и наслаждаться драгоценным одиночеством, чтобы… Однако замечание Флея сразу заставило забыть сладкие грезы. Кажется, он говорит, что понял, что имеет в виду он, Ротткодд. Интересно, что же он подразумевает? Растерянно повернувшись в сторону, Ротткодд на мгновение снова стал смотрителем – снял невидимую пылинку с головы покрытой позолотой статуэтки русалки.

– Так тебя волнует появление нового человека на свет? – наконец не выдержал Ротткодд.

Флей стоял несколько мгновений молча – казалось, он был ошарашен. И точно.

– Волнует появление на свет, – воскликнул он. – Ребенок же принадлежит роду Гроунов! Слышишь – это настоящий Гроун, мужчина! Это вызов, самый настоящий вызов Переменам! Теперь вообще не должно быть перемен!

– Ага, – к Ротткодду вернулась его обычная бесстрастность. – Но ведь его светлость, кажется, не умирает?

– Нет, не умирает, но глаза… – не договорив фразы, отчего смысл ее так и остался неясным для Ротткодда, гость журавлиным шагом бросился к окну.

Хозяин помещения так и остался недовольным – Флей болтает много, но все еще не сказал, что именно привело его сюда. И все-таки – почему выбор пал на него? Возможно, размышлял смотритель, Флей был настолько потрясен происходящим, что рванулся, куда глаза глядят, вот и пришел сюда… И постарался изложить все, что знал, чтобы хоть как-то облегчить страдания…

Между тем камердинер, повернувшись, посмотрел на Ротткодда – тот стоял, по-птичьи наклонив круглую голову и держа в руках странную короткую метелку, у которой вместо прутьев были птичьи перья. И Флей понял – тот ждет не дождется его ухода. Конечно, нужно уходить, подумал Флей. Его самого потрясли две вещи. Во-первых, абсолютная бесстрастность смотрителя даже при известии о рождении нового господина. Второе – собственное нелогичное поведение. В самом деле, что привело его сюда? Нашел с кем разговаривать. Флей важно достал из кармана огромные серебряные часы и близоруко сощурился:

– Мне пора… Слышишь, ухожу я…

– Спасибо, что заглянули, – с облегчением заторопился Ротткодд. – Там под лестницей лежит книга посетителей, запишитесь, что приходили…