Титулярный советник

— Соответственно, и патроны в барабане — британские, — продолжил я. — Вебли калибра четыреста пятьдесят пять… удивительно мощная штука, господа унтер-офицеры. Особенно примечательна в них экспансивная пуля. При попадании в цель она раскрывается, подобно лепесткам цветка, из-за чего выходное отверстие всякий раз оказывается заметно больше входного… Иными словами, если я вдруг случайно нажму на спуск, в теле одного из вас может появиться дырка величиной примерно с кулак. Также же эта пуля с легкостью отрывает конечности — конечно же, если хозяин револьвера мне не соврал. Но я склонен верить его высокоблагородию — он редко ошибается в подобных вещах… Так что я бы очень не советовал вам совершать резкие движения, — Я качнул стволом в сторону второкурсника, который отступил на полшага, косясь на винтовки у стены, — господа унтер-офицеры. Не сомневаюсь, что мы все здесь уравновешенные и воспитанные люди. Но если что-то вдруг пойдет не так, я выстрелю. И уж поверьте, выпущу все шесть пуль куда быстрее, чем вы окажетесь рядом со мной.

Второкурсник нервно сглотнул, вернулся на место и даже поднял руки — видимо, для пущей убедительности, а двое других не шевелились, будто примерзли к полу. Пожалуй, я и вовсе мог бы сейчас поставить их лицом к стене и связать в одиночку, но решил не рисковать.

Раз уж заготовил отличную речь — не пропадать же ей даром.

— Если кто-то из вас по какому-то недоразумению не знает — моя фамилия Горчаков, — улыбнулся я. — Лучший на курсе по стрельбе из “трехлинейки”. Но с такого расстояния не дам промаха и из чужого револьвера. Так что — повторюсь, господа унтер-офицеры — оставайтесь на месте. И этот разговор непременно закончится хорошо для нас всех, даю слово.

Караульные слушали меня, затаив дыхание. Похоже, черное дуло револьвера действовало на них, как взгляд удава на кролика, и я мог бы болтать еще — но время, отведенное на монолог, закончилось.

Пока бестолковая троица таращила на меня глаза, Иван с Подольским незаметно подобрались с лестницы напротив, подхватили винтовки и теперь выстраивали незадачливых караульных у стенки. А мне оставалось только убрать страшное творение фабрики Кольта за пояс, открыть почему-то незапертую дверь и войти в арсенал.

— Чего тебе еще надобно, сын собачий?

Небольшое помещение “предбанника” оружейного хранилища освещала только лампа на столе, но я без особого труда разглядел сидящего на стуле каптенармуса. И вид у Егора Степаныча был, мягко говоря, не слишком сияющий. Беднягу явно крепко побили. Синяков и ссадин на нем оставили столько, что я не сразу обратил внимание на стягивающую плечи веревку.

Видимо, упрямый хранитель арсенала не пожелал сдаваться без боя — за что и получил по полной. Но даже связанным не утратил характера, которого порой опасался чуть ли не сам ротный. Левый глаз Егора Степаныча заплыл от здоровенного кровоподтека, зато правый поблескивал в полумраке так злобно, что я на мгновение почувствовал себя не в своей тарелке.

— Это кто ж вас так, Егор Степаныч? — Я подскочил к стулу и принялся распутывать криво связанные узлы. — И за что?

— За верность присяге и короне! — рявкнул каптенармус. — И если ты, скотина…

— Спокойно, любезный. — Я на всякий случай распускал веревку сбоку — чтобы не быть укушенным. — Изменники арестованы, а славная пехотная школа теперь в надежных руках штабс-капитана Симонова.

— Да?.. Вот удивил ты меня, родненький, — радостно отозвался Егор Степаныч. — А я уж думал — все, конец мне пришел. Не хотел отворять — так они меня впятером, сволочи… Вот эти!

Когда Иван с Подольским загнали в “предбанник” вяло трепыхавшихся караульных, каптенармус снова полыхнул единственным целым глазом — и вдруг, оттолкнув меня, сорвался с места.

Ростом он едва доставал любому из присутствующих до груди, но сила в избитом теле, похоже, еще осталась — и какая! Когда мозолистый кулак врезался унтеру под дых, тот с хрипом согнулся и повалился на пол, и Егор Степаныч принялся мутузить обидчика всеми конечностями разом. Иван с Подольским и не думали мешать. Скорее наоборот — полностью одобряли происходящее.

Я дал каптенармусу отвести душу — и только потом осторожно оттянул разбушевавшегося гнома за плечи.

— Довольно, любезный. — Я с силой усадил Егора Степаныча на край стола. — Понимаю ваше расстройство, но время, к сожалению, не ждет. Вы ведь сможете предоставить его высокоблагородию оружие? Винтовки, патроны… гранаты?

— А как же! — Каптенармус подобрался и зачем-то обратился ко мне по титулу: — Будет исполнено, ваше сиятельство! У меня тут на всех добра найдется — а на хорошее дело не жалко!

— Вот и чудно, — улыбнулся я. — И еще нам бы не помешало помещение — запереть господ унтер-офицеров.

— Будет, будет помещение, ваше сиятельство. — Егор Степаныч мстительно скосился глазом на пленных караульных. — Организуем по высшему разряду.